(по материалам российско-израильского архивного проекта)

Введение

В 1991 году, после почти 25-летнего перерыва, в полном объеме были восстановлены дипломатические отношения между СССР и Израилем. После распада Советского Союза отношения между Израилем и Российской Федерацией вышли на новый уровень, который характеризуется активным сотрудничеством в самых разных областях. Так 27 апреля 1993 года Министерствами иностранных дел РФ и Израиля был подписан протокол о подготовке серии совместных российско-израильских академических изданий прежде закрытых документов из архивов двух стран. Было очевидно, что их введение в научный оборот не просто прольет свет на малоизвестные страницы истории советско-израильских отношений, но и поможет достичь взаимопонимания по целому ряду критических вопросов.

Работа над первым томом (период с 1941 по 1953 годы) шла непросто. Тем не менее, в процессе многолетнего сотрудничества по рассекречиванию и отбору документов, группе специалистов Историко-документального управления МИД России (во главе с начальником управления Надеждой Бариновой) и исследователям Центра Каммингса по истории России и стран Восточной Европы Тель-Авивского университета (который представлял проф. Яаков Рои) удалось сформировать корпус документов книги. Куратором проекта с израильской стороны выступил научный сотрудник того же центра д-р Борис Морозов.

В опубликованный в 2000 году первый том, состоявший из двух книг, вошли около 500 наиболее интересных документов того времени, абсолютное большинство которых впервые стали доступны специалистам. Среди них были документы, отражающие процесс налаживания контактов между еврейским ишувом Палестины и советским руководством, формирование позиции СССР в отношении создания Государства Израиль, и материалы о первых годах дипломатических отношений между странами.

Следует сказать, что отношения эти с самого начала складывались непросто. Несмотря на оказанную в 1947 — 1949 годах дипломатическую поддержку Израилю, имевшую цель ослабить влияние Британии в регионе, руководство СССР с подозрением относилось к инициативам израильских дипломатов. Одним из вопросов, особенно беспокоивших советский МИД, стало установление контактов с советскими евреями, о чем постоянно говорили израильские дипломаты. Попытки сближения евреев СССР и Израиля наталкивались на сопротивление чиновников советского МИД. И, конечно, наиболее болезненным был вопрос о возможности выезда евреев в Израиль — алие.

Опубликованные в сборнике документы — отчеты о встречах израильских дипломатов с руководством МИД СССР, протоколы бесед советского посланника с лидерами Израиля, ноты, которыми обменивались правительства двух стран, аналитические материалы — позволили увидеть весь комплекс противоречий по этому вопросу, которые особенно усилились в период откровенно антисемитских кампаний 1949 — 1953 годов.

Неоправдавшиеся надежды

Перспективы репатриации евреев из СССР занимали израильское дипломатическое представительство с первых дней его работы в Москве, причем фундаментальные разногласия сторон по данному вопросу выявились практически сразу. Свою первую встречу с заместителем министра иностранных дел СССР Валерианом Зориным, первый посланник Государства Израиль в СССР — Голда Меир (Меерсон) — начала с заявления о том, что еврейский вопрос может быть решен только путем эмиграции в Израиль. Зорин ответил, что многие евреи не захотят репатриироваться, поскольку в социалистических странах еврейский вопрос уже решен, а в других государствах он разрешится по мере их демократизации. Хотя Меир, как сообщил в своем отчете Зорин, «воздержалась от дополнительных заявлений по этому поводу», уже через неделю заместитель израильского посла Мордехай Намир поставил перед начальником консульского отдела советского МИДа вопрос о возможности израильского правительства предложить советским гражданам помощь в поиске родственников в Израиле.

Собеседник ответил, что израильская сторона может собирать соответствующие просьбы и передавать их ему для рассмотрения. Несмотря на фактически отрицательный ответ, в своем отчете в МИД Израиля Намир выразил надежду, что можно будет «немного сдвинуть дело в нужном нам направлении, особенно если мы загрузим консульский отдел большим объемом работы и измучаем его ею». Поэтому он рекомендовал «направлять нам как можно больше запросов и заниматься этим делом постоянно и без отлагательств»[1].

В некотором смысле, эти надежды были небезосновательны: незадолго до еврейского Нового 5709 года (который по гражданскому календарю приходился на 4 октября 1948 года) израильское представительство получило обращение от советского МИД с просьбой выдать визу четырем советским евреям, желавшим воссоединиться с родственниками в Израиле. Сотрудники представительства отметили, что все прошения были составлены еще до провозглашения независимости Израиля. Тогда в советское консульство в Харбине обратились около 70 еврейских беженцев из Польши, просивших передать израильской миссии прошения о репатриации. Заместитель министра Зорин дал соответствующее указание, хотя и отметил, что это делается «в порядке исключения». На основании этого прецедента, в конце октября министр алии Моше-Хаим Шапира направил первому секретарю израильского представительства в Москве Арье Левави письмо, возлагавшее на него обязанность «офицера (куратора) алии в СССР»[2].

В ходе состоявшейся 6 октября встречи с и.о. начальника Генерального штаба Советской Армии, израильский военный атташе Йоханан Ратнер пришел к выводу, что советские собеседники «понимают необходимость в территории для расселения» и «развития алии для предоставления убежища каждому заинтересованному в этом еврею, однако они главным образом говорили о необходимости увеличить в будущем наш численный потенциал». На этом фоне начались предварительные контакты по поводу возможной репатриации, в том числе на высоком дипломатическом уровне, хотя в центре внимания находилась алия из восточноевропейских государств-сателлитов СССР. В октябре 1948 года министр иностранных дел Израиля Моше Шарет встретился с первым заместителем министра иностранных дел СССР Андреем Вышинским. Это была первая встреча израильского представителя со столь высокопоставленным советским чиновником. Беседа сосредоточилась на политических вопросах, связанных с войной. Вышинский спросил, «укрепляется ли Израиль людьми», и был рад услышать от Шарета положительный ответ. В ходе следующей встречи 12 декабря Шарет напомнил Вышинскому это его высказывание и подробно остановился на потребности в репатриации из Восточной Европы, не упоминая при этом советских евреев[3].

В начале декабря 1948 года осторожный в этом вопросе Намир отметил, что «следует взвесить и взвесить много раз, стоит ли нам уже сейчас поднимать сложный еврейский вопрос, касающийся внутренней политики СССР, на весы русской дипломатии, не станет ли это, не дай Бог, обузой для внешней политики Государства Израиль». Однако Бен-Гурион не удержался от намека русским, что алия из СССР, безусловно, находится в фокусе израильской повестки дня. На заседании правительства 29 декабря 1948 года премьер-министр проинформировал о своей беседе с советским посланником Павлом Ершовым об алие из восточного блока. «Ершов спросил меня, имею ли я в виду и репатриацию из СССР. Я ответил, что на этот раз мы ставим с особой остротой вопрос о […] Румынии и Венгрии»[4], — сказал премьер-министр.

В Москве Меир также пыталась обсуждать перспективы алии. На встрече с заместителем министра иностранных дел Вышинским 20 января 1949 года она просила разрешить воссоединение семей старикам и детям, чьи близкие проживают в Израиле. Вышинский ответил, что такие проблемы не могут решаться коллективным образом, а требуют рассмотрения каждого случая отдельно. «Мы готовим несколько прошений для пробы», — сообщила Меир Шарету.[5] Однако то, что казалось окном возможностей, хотя и узким, быстро закрылось. Власти СССР —как в Москве, так и в союзных республиках — демонстрировали растущее раздражение контактами израильских дипломатов с местными евреями. Так, Глава совета по делам религиозных культов Украинской ССР сообщал Первому секретарю ЦК КПУ Хрущеву о попытке израильского представительства «установить связи с еврейскими общинами на Украине», отправив им информационный листок, и подчеркнул, что нельзя «использовать религиозные общины для пропаганды в пользу Государства Израиль»[6].

Уже 7 февраля, после начала кампании против «безродных космополитов», заместитель министра иностранных дел Зорин вручил Меир ноту с осуждением «незаконной деятельности представительства Государства Израиль», которое побуждает советских граждан отказаться от советского гражданства, где упоминался и информационный листок делегации. В ноте, зачитанной Зориным, говорилось, что стимулирование репатриации израильскими представителями рассматривается Москвой как «незаконная попытка разведывательной вербовки граждан СССР» и поощрение их к отказу от советского гражданства»[7]. Меир не стала спорить с чиновником и даже извинилась.

В поисках компромисса

Моше Шарет понял советскую позицию и летом 1949 года изложил ее активистам партии МАПАЙ, разъяснив, что «многие хотят бежать от них, а им не дают — почему же дадут именно евреям?». Примерно то же самое он повторил на заседании комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне. В конце декабря министр иностранных дел признал на заседании фракции МАПАЙ, что — вопреки тому, что он сам говорил советским дипломатам — алия из коммунистического блока «не создает связей с этими странами, а наоборот, разрывает эти связи […] Они [в Москве] понимают эти объективные процессы», — добавил он. На заседании комиссии в августе 1949 года министр подчеркнул, игнорируя деятельность представительства в Москве, что «мы еще не подняли до сих пор вопрос о репатриации из СССР».[8] В Москве считали иначе. Еще в июле МИД СССР сообщил, что «израильская делегация в Москве […] пытается установить широкие связи с евреями СССР с целью создать эмиграционные настроения»[9].

Намир писал Шарету в сентябре 1949 года из Москвы, что «если бы было дано добро на алию из России […], то 90% евреев СССР (и не обязательно только недовольные режимом, потому что их мало, у молодого поколения нет оснований быть недовольным) начали бы паковать свои вещи. И репатриировались бы». То же самое он повторил на заседании правительства в ноябре. По его оценке, «не следует исключать и возможности открытия дороги для алии, в качестве программы всеобъемлющего и быстрого решения» еврейского вопроса [выделено в оригинале]. А до тех пор — просил вести себя «терпеливо, сдержанно, и прилагать усилия к тому, чтобы выиграть время». В октябре Намир снова порекомендовал Шарету не требовать разрешить репатриацию в ходе запланированной встречи с советским коллегой Вышинским, а только «прозондировать почву» по этому вопросу.

Политический советник Арье Левави советовал Шарету со своей стороны предложить Вышинскому, чтобы Москва разрешила выезд четверти миллиона евреев из стран Восточной Европы, а за это Израиль объявит, что «задачи сионизма в странах народной демократии выполнены». Левави рискнул выдать несколько фаталистический прогноз, согласно которому «в течение ближайшего десятилетия, если Израиль будет продолжать существовать, к нам репатриируются немало советских евреев. Почему? Одно из двух: либо снизится международная напряженность и это станет возможным; либо начнется война, которая, так или иначе, решит проблему». Сам Шарет заявил в ноябре на заседании комиссии по иностранным делам и обороне, что «очень колеблется», поднимать ли вопрос об алие из СССР. В итоге он склонился к рекомендации Левави. В январе 1950 года в беседе с советским послом в ООН Яковом Маликом, Шарет попросил разрешить репатриацию от 30 до 50 тысяч советских евреев. Малик, обычно демонстрировавший большое дружелюбие к израильским дипломатам, ответил, что евреи — равноправные граждане, а каждый гражданин нужен для восстановления того, что было разрушено войной, к тому же репатриация советских евреев противоречит основополагающим принципам СССР[10].

Шарет переживал из-за невозможности добиться алии советских евреев. На семинаре в апреле он сказал: «Какие евреи! Я не могу успокоиться. Я — один из них». Однако израильские дипломаты, в большинстве своем выступали против педалирования вопроса о репатриации в контактах с Москвой. Бен-Гурион отметил в своем дневнике 1 июня 1950 года, что он советовался «по поводу алии из России» с генеральным директором министерства иностранных дел Вальтером Эйтаном и с высокопоставленными сотрудниками МИД Реувеном Шилоахом и Эхудом Авриэлем, которые «против того, чтобы поднимать данный вопрос на этом треке». Тем не менее, в середине июня Шарет пригласил посла Ершова и повторно выразил желание посетить Москву. Одной из тем, которые, по его словам, он намеревался обсудить, была репатриация советских евреев. На заседании комиссии по иностранным делам и обороне в сентябре Шарет сказал, что главной целью приглашения заместителю министра иностранных дел Андрея Громыко посетить Израиль, была попытка убедить Москву дать согласие на репатриацию из СССР. Однако Шарет сам разъяснил причину отказа разрешить алию: «Они вообще выступают против выезда […] В тот момент, когда открывают какую-то лазейку, скажем для евреев, то миллион и еще три четверти миллиона евреев охватит брожение, это разрушит стабильность» в советском государстве[11].

В Москве следили за израильской реакцией на отказ в репатриации советским евреям. В апреле 1950 года советский МИД отмечал в своем внутреннем отчете, что «правящие круги Израиля (сионисты) связали поддержку Советского Союза в вопросе о создании Государства Израиль с разрешением на свободную эмиграцию евреев из СССР в Израиль. Отрицательный ответ со стороны Советского Союза был воспринят как враждебный шаг по отношению к Государству Израиль и послужил поводом для начала широкомасштабной антисоветской пропаганды». И действительно в мае 1950 года Бен-Гурион опубликовал в газете «Давар» призыв к Советскому Союзу срочно разрешить всем заинтересованным в этом советским евреям приехать в Израиль[12].

Ершов сообщил в сентябре 1950 года, что на заседании комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне Шарет убеждал в необходимости дискретного диалога с СССР в отношении алии и выступал против освещения этого процесса в прессе. Возможно, поэтому, когда Шарет снова поднял эту тему в беседе с Вышинским в ноябре 1950 года, то получил «отрицательный, но вежливый» ответ. Вышинский почти оправдывался, — сообщил Левави. Он признал, что в СССР есть евреи, желающие репатриироваться, но объяснил, что это противоречит советской системе. «Вы же не рассчитываете, что мы дадим миллиону евреев выехать», — сказал он. Шарет просил, чтобы разрешили репатриироваться хотя бы пятидесяти или двадцати тысячам, однако Вышинский ответил, что это невозможно[13].

Вопрос о репатриации приобрел особую остроту с прибытием в Москву нового посланника — Шмуэля Эльяшива. Уже на первой, церемониальной встрече с заместителем министра иностранных дел Громыко в июле 1951 года, которая продолжалась четверть часа, Эльяшив просил позволить воссоединение семей. При этом он подчеркнул, что положительный ответ на эту просьбу «создаст в Израиле волну симпатии» к СССР. Громыко сообщил, что позиция СССР по этому вопросу известна. Израильский дипломат свидетельствует, что Громыко поинтересовался, сколько разрешений на репатриацию были даны до сих пор; из этого он сделал вывод, что советские власти в принципе не против воссоединения семей.

В августе Ершов сообщил о признании Эльяшива в получении задания пробить стену молчания в отношении алии из СССР, а также подчеркнул, что активность сионистских организаций в этом направлении усилилась. Он также отметил, что в июле израильская пресса подробно описала приезд одной женщины из СССР, которую назвали «первой репатрианткой из России». На встрече с Ершовым в Тель-Авиве в сентябре Эльяшив опять заговорил о воссоединении семей и спросил, разрешит ли Советский Союз репатриацию 2-3 тысяч человек в этих рамках, как он предложил Громыко. Ершов ответил, что решение по данному вопросу будет принято в Москве. Израильский посланник в СССР снова коснулся этой темы во время своей первой беседы с министром иностранных дел Вышинским 13 сентября. Вопрос о воссоединении семей, видимо, был единственным, обсуждавшимся на этой встрече, продолжавшейся четверть часа. Вышинский сказал, что должен изучить проблему, и положительно ответил на вопрос Эльяшива, следует ли ему подать официальный запрос. Дипломат сообщил в МИД, что они с министром иностранных дел СССР договорились о передаче официального израильского обращения по поводу воссоединения семей.

В своем отчете Эльяшив отметил замечание Вышинского, мол, понимаю, что ваша задача «заботиться о представителях своего народа». Дипломат истолковал это как признание того, что он — израильтянин — представляет всех евреев, включая советских. Эта интерпретация была безосновательной. Так же полагал, видимо, и министр иностранных дел Шарет. В конце октября он заявил на заседании правительства, что «нет никаких признаков какого-либо смягчения со стороны России в том, что касается репатриации оттуда». Вместе с тем он подчеркнул, что «мы не снимаем с повестки дня требование разрешить алию евреев из России»[14].

В Иерусалиме было решено ужесточить требования к СССР и даже впервые связать их с самым чувствительным вопросом международной повестки дня — позицией Израиля в противостоянии между двумя блоками. В ноябре Бен-Гурион проинформировал министров о намерении сделать шаг в этом направлении, однако не стал проводить обсуждение. 8 декабря 1951 года Эльяшив передал заместителю министра Зорину ответ Израиля на советское послание в отношении присоединения к Ближневосточному военному блоку. Израиль повторил, что такое присоединение не стоит на повестке дня, однако в конце послания появился длинный прецедентный пункт с официальной просьбой разрешить репатриацию евреев из СССР[15]. В этом отразилось сущностное изменение позиции Израиля, видимо, не ускользнувшее от внимания Москвы.

22 декабря, через две недели после вручения израильской ноты, Шарет снова встретился с Вышинским, подняв вопрос об алие из СССР. Глава израильского МИД заявил, что советский подход непонятен Израилю, и опять просил разрешить воссоединение семей. Вышинский, в свою очередь, критиковал Израиль за голосование в ООН. Шарет подчеркнул в своем отчете, что реакцией Вышинского на вопрос об алие была вспышка гнева, мол, Израиль находится в западном лагере, поэтому у него нет права просить у СССР помощи. При всем этом Вышинский отметил, что когда речь идет о воссоединении семей, люди не должны страдать, ведь и в прошлом давались разрешения на воссоединение. Однако он отверг любую возможность массовой эмиграции в силу специфики советского режима[16].

Эльяшив с похвалой отозвался о Шарете за ясно и жестко поставленную перед советской стороной проблему репатриации, чего до тех пор никто не делал в такой форме. Помимо этого, важно, — писал он, что Шарет просил встречи со Сталиным для обсуждения вопроса о советских евреях — важнейшего вопроса двусторонних отношений. Вместе с тем, продолжил Эльяшив, реакция Вышинского не была положительной, но оставляла луч надежды на частичное воссоединение семей. Дипломат выразил сомнение в целесообразности поддержки Израилем антисоветских голосований, как это происходило, в том числе и накануне этой важной встречи министров. Он писал, что в последнее время Израиль отошел в ООН от своего курса на неприсоединение. Если вопрос о советских евреях действительно важен для страны, и Израиль хочет продвинуться на этом пути, он должен компенсировать Москве уступчивость в этой сфере учетом ее важнейших интересов, — утверждал Эльяшив. Израиль, отмечал дипломат, просит, чтобы Москва действовала в полном противоречии с советской реальностью, не допускающей эмиграции[17].

23 февраля 1952 года заместитель министра иностранных дел Громыко сообщил Сталину о полученном от Израиля обращении по поводу репатриации. Он напомнил, что Шарет поднимал этот вопрос на встречах с Вышинским в октябре 1950-го и в декабре 1951 года. Громыко передал рекомендации МИД, дабы Ершов ответил Шарету, что содержание обращения правительства Израиля представляет собой вмешательство во внутренние дела СССР[18]. Такой официальный ответ Ершов, видимо, так и не озвучил. Отсюда можно сделать вывод, что формальный довод относительно «вмешательства во внутренние дела государства» не рассматривался в качестве достаточно убедительного даже самой Москвой.

Фактически на этом этапе советская бюрократия рассматривала возможность хотя бы отчасти пойти навстречу Израилю в вопросе воссоединения семей. В апреле 1952 года советский МИД подготовил документ для заместителя председателя Совета министров Молотова в отношении просьб об эмиграции в Израиль. Было названо точное число прошений о воссоединении семей: в 1948 году зафиксировано 6 таких прошений, два из которых были удовлетворены. В 1949 году из 20 прошений удовлетворили четыре; в 1950 году все 25 просителей получили отказ; в 1951 году власти выдали четыре разрешения на выезд (всего поступило 14 просьб); в 1952 году были поданы 6 прошений, которые еще не рассматривались. МИД рекомендовал удовлетворить эти шесть прошений. Все они исходили от пожилых евреев, желавших воссоединиться со своими родными в Израиле. Помимо этого, было рекомендовано пересмотреть отрицательные ответы на прошения о выезде, поданные в 1951 году, и выдать разрешения, если не будет особых причин для иного решения. МИД просил также соответствующим образом проинструктировать МВД и милицию[19].

Тем временем Ершов сообщил в МИД, что 19 марта 1952 года Бен-Гурион выступил на пресс-конференции перед 52-мя американскими и местными журналистами и позволил себе «новое антисоветское высказывание», выразив надежду на то, что и советские евреи смогут приехать в Израиль. «Мы обратились к СССР по этому вопросу, но не получили никакого ответа», — подчеркнул глава израильского правительства. В мае Ершов сообщил, что «не следует исключать готовность израильтян пойти на политическое противостояние с нами, используя в качестве повода вопрос об эмиграции евреев из Советского Союза в Израиль». В июне того же года временный поверенный СССР в Израиле Александр Абрамов доложил в Москву о выступлении посланника Эльяшива на заседании комиссии Кнессета, где тот назвал ошибкой включение вопроса о репатриации в направленное советским властям в декабре обращение и отметив вред поднятой в связи с этим кампании в израильской прессе. (В ответ председатель комиссии заявил, что ему неприятно слышать это от своего однопартийца). В августе Ершов также проинформировал МИД СССР об интервью, которое дал агентству «Юнайтед пресс» Бен-Гурион, заявивший, что Израиль все еще не получил ответа на свою просьбу разрешить репатриацию советских евреев[20].

Вопрос об алие таким образом оставался камнем преткновения в отношениях между двумя государствами. В конечном счете, в 1948 — 1953 гг. из СССР репатриировались менее 20 евреев[21]. Это намного меньше того, на что рассчитывала израильская сторона, начиная контакты с Советским Союзом по данному вопросу.

Возможные альтернативы

Ввиду неготовности советских властей разрешить репатриацию евреев из СССР, Израиль сосредоточил свои усилия на евреях других государств коммунистического блока, общая численность которых приближалась к полумиллиону. В ходе неофициальных бесед незадолго до провозглашения независимости Израиля и после этого советские дипломаты намекали представителям ишува, что Москва дала указание странам-сателлитам способствовать эмиграции «своих» евреев в Эрец Исраэль[22].

В феврале 1948 года было достигнуто соглашение с правительством Болгарии о репатриации, и до конца 1949 года в Израиль выехали порядка 35 тысяч болгарских евреев — абсолютное большинство общины. В ходе встречи Голды Меир с посланником Болгарии в Москве тот продемонстрировал положительное отношение к алие и дружески сказал, что «есть опасность, что мы вообще останемся без евреев, но в качестве компенсации у нас будет сильная болгарская колония у вас». Единственное условие болгар состояло в сохранении этого процесса в тайне, во избежание критики со стороны Великобритании и США. Параллельно польский советник проинформировал Намира, что 99% польских евреев, бежавших в СССР во время войны, вернулись в Польшу. Для многих из них Польша стала перевалочной станцией по дороге в Израиль.

В феврале 1948 года из Румынии было разрешено эмигрировать только евреям и лишь при условии, что они репатриируются в Эрец Исраэль. В июле того же года в Румынии запретили сионистскую деятельность и ограничили еврейскую эмиграцию, однако вскоре удалось договориться об ее возобновлении. В середине 1948 года лидеры восточноевропейских государств заявили израильским представителям, что весь Восточный блок заинтересован в оказании помощи Израилю в репатриации евреев[23]. Видимо, одной из целей Москвы в содействии алие из Восточной Европы была помощь Израилю в Войне за независимость. В некоторых государствах Восточного блока будущие репатрианты проходили начальную военную подготовку, причем, с ведома властей, в том числе, и советских. Израильские дипломаты говорили об этом открыто с представителями СССР. В Праге Авриэль проинформировал советского посла, что ежемесячно в Израиль будут прибывать порядка 10 тысяч репатриантов призывного возраста, и что их число, возможно, будет увеличиваться[24].

В конце сентября военный атташе израильской миссии в Москве встретился со своим венгерским коллегой. «Он отмечает готовность многих евреев в его стране записаться добровольцами [в ЦАХАЛ]», — сообщал Ратнер. Однако в ноябре в Венгрии и Румынии началась агрессивная антисионистская кампания. Параллельно Болгария решила прекратить всякую сионистскую активность на своей территории, а Польша ограничила алию[25]. На этом фоне Шарет встретился 12 декабря с заместителем министра иностранных дел СССР Вышинским. Глава МИД Израиля отметил важность алии из Восточной Европы из-за ее «качественного человеческого ресурса»; «они — соль нашей земли», — подчеркнул он. Вышинский ответил, что понимает израильскую точку зрения, но следует учитывать и позиции таких государств, как Румыния, где евреи могут внести свой вклад в послевоенное восстановление. Вместе с тем он пообещал передать слова Шарета Молотову, «а, может быть, и еще выше», то есть Сталину. Примерно две недели спустя Бен-Гурион поднял вопрос об алие в беседе с Ершовым, подчеркнув важность репатриации миллиона евреев для расселения в Негеве, чтобы воспрепятствовать его отторжению от Израиля, в чем СССР тоже был заинтересован. Он подчеркнул, что власти некоторых восточноевропейских государств «почему-то прилагают усилия, направленные на прекращение алии, и это наносит тяжелый ущерб Негеву»[26].

Ожидания, что Москва, отказав советским евреям в праве на репатриацию, пойдет навстречу израильтянам в вопросе алии из восточноевропейских стран, оправдались лишь частично. Уже 7 марта Бен-Гурион записал в своем дневнике: «Печальные известия из Румынии. Коммунисты приговорили сионизм к ликвидации (…) и, видимо, вынесли тот же самый приговор алие (…). Будут предприняты усилия в Вашингтоне (с советским послом) и в Москве. Принесут ли они успех? Стиль речи и действий Бухареста — это совсем не румынский (а советский) стиль. Опасаюсь, что решение принято». А 10 числа того же месяца Шарет заявил на заседании правительства, что в связи с проблемой репатриации из Восточной Европы, Израиль находится «в очень и очень деликатной ситуации в отношениях с Восточным блоком». «Ситуация до такой степени деликатна, — продолжил он, — что израильские представители в этих государствах «испугались, что я еду в Америку». Поэтому Бен-Гурион предложил, чтобы визит главы МИД в США прошел под предлогом участия в Ассамблее ООН[27].

Тем не менее, израильские обращения к Москве отчасти сыграли свою роль. В начале 1949 года Чехословакия согласилась разрешить выезд евреев — в течение года в Израиль репатриировались около 18 тысяч человек, половина еврейского населения Чехословацкой республики. В 1948 году в Израиль репатриировалась большая часть евреев Югославии, а до середины 1949-го завершилась репатриация большей части заинтересованных в этом болгарских евреев. Самым большим дипломатическим вызовом были теперь Румыния и Венгрия, где оставались большие еврейские общины. На прощальной встрече с министром иностранных дел Вышинским в апреле 1949 года Меир попросила у него помощи в контактах с этими государствами. Вышинский открыто заявил, что понимает нужды Израиля, однако просил понять и внутриполитические потребности Румынии и Венгрии. Это молодые государства разъяснил он, которые все еще борются за свое существование против сильной внутренней реакции. «Еврейские граждане превосходят всех остальных своей верностью новым режимам (…) и они жизненно важны для нового демократического порядка. Полмиллиона верных граждан — это не пустяк». В июне Левави порекомендовал видеть положительную сторону дела: «Факт, что выдача разрешений на выезд гражданам государств этого блока противоречит (их) основополагающей политике. Обычные граждане не могут въезжать или выезжать; исключением являются евреи… Более того, различными средствами и по различным причинам власти направляют эмиграционные потоки в Израиль, а не в какое-то случайное место»[28].

В августе 1949 г. власти Польши впервые официально согласились разрешить евреям выезд из страны в течение полутора лет — до декабря 1950 г. в рамках этого соглашения репатриировались 28 тысяч евреев. До конца 1949 года выезд евреев из Венгрии был нелегальным, несмотря на то, что фактически Израилю удалось вывезти оттуда около 10 тысяч человек. В октябре 1949-го было достигнуто соглашение о легальном выезде 3 тысяч евреев, из них две тысячи репатриировались в 1950 году, а еще тысяча — в 1951-м. В ноябре 1949 года Румыния снова стала отпускать евреев, и до апреля 1952 года в Израиль прибыли почти 90 тысяч репатриантов. Вообще, 1949 год стал самым успешным для алии из коммунистического блока. В течение года Израиль принял из этих стран около 110 тысяч репатриантов, на 30% больше, чем в 1948-м[29].

К 1951 году потенциал алии из Болгарии, Чехословакии, Югославии и Польши был в значительной степени исчерпан. Большинство евреев коммунистических стран, желавших репатриироваться, сделали это[30]. В мае 1951 года Шарет пригласил Ершова, чтобы поговорить с ним об аресте сионистских активистов в Румынии. В самом начале беседы Ершов прервал министра и объявил, что не может вмешиваться в данный вопрос как представитель СССР. Шарет настаивал, чтобы информация была передана Вышинскому. При этом глава МИД напомнил, что его беседа с Вышинским в отношении репатриации из Восточной Европы в 1949 году привела к возобновлению алии в полном объеме после наметившегося замедления. В июле начальник отдела Восточной Европы МИД Израиля Левави также позитивно оценил перспективы убедить Москву вмешаться в вопрос репатриации из Восточной Европы и положительные результаты такого вмешательства[31].

Однако на этом этапе Москва уже не стала вмешиваться. В декабре 1950 года завершилась большая волна алии из Польши. В течение 1951 года репатриировались еще порядка 40 тысяч человек из Румынии, однако к середине 1952 года алия из Восточного блока прекратилась почти полностью. Общее число репатриантов из стран Восточной Европы составило 310 тысяч человек, или порядка 45% олим, прибывших за этот период. По годам это число распределилось следующим образом:

• в 1948 году — 72 тысячи репатриантов (70% алии этого года);
• в 1949 году — 110 тысяч репатриантов (46%);
• в 1950 году — 78 тысяч репатриантов (46%);
• в 1951 году — 47 тысяч репатриантов (27%);
• в 1952 году — 5 тысяч репатриантов (21%) и в 1953 году — 1 тысяча репатриантов (11%).[32]

Следующие полтора десятилетия стали периодом почти полной изоляции евреев СССР и его стран-сателлитов от государства Израиль; алия из Восточной Европы упала до десятков или сотен репатриантов в год. Но эти же годы стали временем пробуждения национального сознания и национальной активности советского еврейства, обусловленных победой Израиля в Шестидневной войне в июне 1967 г. Все это, в итоге, привело к новой волне эмиграции 1970-х гг., включая алию в Израиль более 170 тыс. советских евреев.

Заключение куратора проекта Б. Морозова

В 2015 году между правительствами Российской Федерации и Израиля был подписан новый протокол о совместной работе по изданию второго тома советско-израильских документов периода с 1954-го по 1967-й годы. С 2017 года началась работа по выявлению и рассекречиванию документов дипломатических ведомств двух стран. В России этим занимается коллектив сотрудников Историко-дипломатического департамента МИД РФ под руководством Н.М.Бариновой, в Израиле — группа сотрудников Центра Каммингса и Израильского государственного архива под руководством Б.Морозова. Количество отобранных для новой публикации документов превышает 700, среди них впервые представлен очень большой объем рассекреченных специально для этого проекта шифротелеграмм и документов «Натива».

Период 1954 — 1967 годов характеризовался обострением холодной войны, борьбой за влияние на Ближнем Востоке, сопровождаемой активной советской поддержкой арабских стран, поставками им современных вооружений и резким антагонизмом отношений с Израилем после Суэцкого кризиса 1956 года. Одновременно этот период характеризуется организованной Израилем активной международной кампанией против дискриминации советского еврейства и постоянной борьбой за свободу выезда евреев из СССР. Готовящиеся к опубликованию документы должны показать деятельность «комиссии Бар»[33] по организации этой кампании и реакцию на нее советского руководства, инициировавшего активную борьбу с сионистским движением. Хочется верить, что опубликованные во втором томе проекта документы помогут исследователям изучить новую фазу борьбы за алию.

Д-р Яков Ливне — эксперт по проблемам истории советско-израильских отношений и сионистского движения в СССР. Как кадровый израильский дипломат, работал в США, Германии и Восточной Европе, возглавлял отдел «Евразия-1» МИД Израиля, в настоящий момент — посол в Польше.

[1] Моше Намир, Миссия в Москву: медовый месяц и годы гнева, 1948 — 1950. Тель-Авив: Ам Овед, 1971, с. 293, 59, на иврите; «Зорин о встрече с Меир, 14 сентября 1948 г., секретно», Ближневосточный конфликт. Из документов Архива внешней политики Российской Федерации. 1947 — 1967. Том 1: 1947 — 1956. Отв. ред. В.В. Наумкин. — М.: МФД, 2003 [далее — Ближневосточный конфликт], c. 54

[2] Намир, Миссия в Москву, с. 64, 293; Шибурин — Зорину, 22 сентября 1948 г., — Советско-израильские отношения. Сборник документов [СИО], том 1, 1941 — 1953, книга 1, № 170, c. 386

[3] Встреча Шарета с заместителем министра иностранных дел Вышинским, 12 декабря 1948 г. (СИО, том 1, N 205, c. 436-443. Государственный архив Израиля [ГАИ], с. 5

[4] Намир, Миссия в Москву, с. 251-254; заседание правительства, 29 декабря 1948 г.

[5] Вышинский о встрече с Меир, 20 января 1949 г., секретно (СИО, том 1, N 212, c. 452), Меир — Шарету, 22 января 1949 г., секретно (СИО, том 1, N 214, c. 454)

[6] P. Vil’khovoi to N.S. Khruschev. Report on the work of the UkSSR commissioner of the council for the affairs of religious cults for October-December 1948, 9 February 1949, top secret. Опубликован в: Vladimir Khanin, Documents on Ukrainian Jewish Identity and Emigration (London: Frank Cass, 2003), p. 87-89.

[7] Устные ноты МИД СССР, 7 февраля 1949 г. (СИО, том 1, N 219, с. 460).

[8] См.: Моше Шарет, Так и сказано: устные высказывания о внешней и внутренней политике, 1948 — 1951. Ред. Яков и Рена Шарет. Тель-Авив: Ассоциация изучения наследия Моше Шарета, 2013 — 2018. (иврит). Цитируемые заявления Шарета: «Информация в кругу активистов МАПАЙ, начало июня 1949 г.» (Т. 2, 2016, с. 450); «Выступление на Комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне, 8 августа 1949 г. (с. 704); и на секретариате и фракции правящей партии МАПАЙ в Кнессете, 31 декабря 1949 г.» (с. 977)

[9] Бакулин — Швернику, 5 июля 1949 г., секретно (СИО, том 2, N 252, c. 49, 51)

[10] Намир, Миссия в Москву с. 290-291. То же самое Намир повторил на заседании правительства, 22 ноября 1949 г. — ГАИ, с. 20; телеграммы Намира и Ливни Шарету, 21 октября 1949 г. (СИО, том 2, N 273, c. 87-89); комиссия по иностранным делам и обороне, 9 ноября 1949 г. (Шарет, Так и сказал, Т. 2, с. 884-885); Вышинский — Ершову, 9 января 1950 г. (СИО, том 2, N 288, c. 119)

[11] Шарет на семинаре объединения «ха-Кибуц ха-Меухад» о «Государстве Израиль перед лицом Востока и Запада», 22 апреля 1950 г. (Шарет 2018, с. 382). Uri Bialer, Between East and West: Israel’s Foreign Policy Orientation 1948 — 1956(Cambridge: Cambridge University Press, 1990), p. 73; Ершов МИДу, 19 июня 1950 г. (СИО, том 2, № 321, с. 188). Комиссия по иностранным делам и обороне, 1 сентября 1950 г. (Шарет, Так и сказано, Т. 4, 2018, с. 745, 749)

[12] Yosef Govrin, “The Beginnings of the Struggle for Soviet Jewish Emigration and Its Impact on Israel-Soviet Relations”, in Y. Ro’i (ed.), Jews and Jewish Life in Russia and the Soviet Union (Ilford: Frank Cass, 1995) p. 327-337. Обзор МИД СССР об отношения с Израилем, 19 апреля 1950 г., секретно (СИО, том 2, N 311, c. 163)

[13] Ершов о встрече с Рифтиным, 7 сентября 1950 г. (СИО, том 2, N 329, c. 218)

[14] Громыко о встрече с Эльяшивом, 17 июля 1951 г., секретно (СИО, том 2, N 368, с 274); Эльяшив о встрече с Громыко, 17 июля 1951 г. (СИО, том 2, N 369, c. 275); Ершов в МИД, политико-экономический отчет представительства , 13 августа 1951 г. (СИО, том 2, N 373, c. 281); Ершов о встрече с Эльяшивом в Израиле, 3 сентября 1951 г., секретно (СИО, том 2, N378, c. 287); Вышинский о встрече с Эльяшивом, 13 сентября 1951 г., секретно (СИО, том 2, N 378, c. 291); Эльяшив о встрече с Вышинским, 13 сентября 1951 г. (СИО, том 2, N 379, c. 291); Заседание правительства, 17 октября 1951 г. — ГАИ, с. 29

[15] Заседание правительства, 25 ноября 1951 г. — ГАИ, с. 4; Нота правительства Израиля правительству СССР, 8 декабря 1951 г. (СИО, том 2, N 388, c. 308)

[16] Шарет о встрече с Вышинским, 6 января 1952 г. (СИО, том 2, N 394, c. 314); заседание правительства, 31 декабря 1951 — ГАИ, с. 28; Вышинский в МИД, 23 декабря 1951 г. (СИО, том 2, № 392, c. 314).

[17] «Эльяшив — Шарету, 1 февраля 1952 г., секретно» (СИО, том 2, N 397, c. 330).

[18] «Громыко — Сталину, 23 февраля 1952 г., совершенно секретно» (СИО, том 2, « 398, c. 335)

[19] Проект письма от советского МИД заместителю председателя Совета министров Молотову, 6 апреля 1952 г., совершенно секретно (СИО, том 2, N 404, c. 343)

[20] Ершов в МИД, 21 марта 1952 г. (СИО, том 2, N 402, c. 341; отчет представительства в Израиле за 1951 год, 12 мая 1952 г., секретно (СИО, том 2, N 411, c. 352); поверенный СССР Абрамов в МИД, 13 июня 1952 г. (СИО, том 2, N 412, c. 356); поверенный СССР Абрамов в МИД, 20 августа 1952 г. (Ближневосточный конфликт 103/1, c. 173)

[21] Биньямин Пинкус, Особые отношения: отношения Советского Союза и его союзников с еврейским народом, сионизмом и Государством Израиль, 1939 — 1959. Сде-Бокер: Институт Бен- Гуриона, 2007, с. 326

[22] Bialer, Between East and West, pp. 60, 64-65; Ya’akov Ro’i, Soviet Decision Making in Practice — the USSR and Israel 1947 — 1954 (London: Transaction Books, 1980), p. 143

[23] Bialer, Between East and West, pp. 63, 69; Ro’i, Soviet Decision Making, p. 29; Ханин В. и Морозов Б., «ПредателиРодины»: алия глазами советских властей. Тель-Авив: Изд-во Тель-Авивского университета, 2005, с. 39; Намир, Миссия в Москву, с. 26, 29, 166

[24] Ro’i, Soviet Decision Making, p. 144; Силин о встрече с Авриэлем, 9 августа 1948 г., секретно (СИО, том 1, N 142, c. 336)

[25] Bialer, Between East and West, p. 69; «Краткое описание моих визитов к военным атташе или их визитов ко мне в конце сентября 1948 г.», запись от руки (Ратнер, с военной миссией в СССР 1948 — 1953, дело V-1370/17)

[26] Шарет о встрече с Вышинским в Париже, 12 декабря 1948 г. (МИД 1/a, N 206, c. 414); Встреча Бен-Гуриона с Ершовым, 27 декабря 1948 г. (СИО, том 1, N 208, c. 446)

[27] Дневник Бен-Гуриона, 7 марта 1949 г., Архив Бен-Гуриона; заседание правительства, 10 марта 1949 г. (Шарет, Т. 2, 2016, с. 302)

[28] Bialer, Between East and West, p. 63; Встреча Вышинского с Меир, 14 апреля 1949 г., секретно (СИО, том 1, N 237, 481); Намир, Миссия в Москву, с. 120; документ Левави «Израиль и международная арена», 6 июня 1949 г. секретно (СИО, том 2, N 245, c. 21)

[29] Bialer, Between East and West, pp. 61-65

[30] Га-коэн 1994, с. 323-324; Bialer, Between East and West, pp. 64-65

[31] Ершов в МИД, 25 мая 1951 г. (СИО, том 2, N 361, c. 258); документ Левави, 27 июля 1951 г. (СИО, том 2, N 372, c. 279)

[32] Га-коэн 1994; Bialer, Between East and West, p. 64-65 — данные округлены до тысячи человек.

[33] Речь идет о группе членов профильных израильских ведомств, занимавшихся темой