Введение
Феномен еврейских музеев в послевоенной Европе стал в последние десятилетия предметом научного дискурса. В контексте объединения Европы отметим создание Ассоциации европейских еврейских музеев сразу после падения Берлинской стены в 1989 году. В Ассоциацию вошли более шестидесяти музеев разных стран континента, объединенных общим стремлением «…способствовать пониманию еврейской культуры, содействовать сохранению еврейского материального и нематериального наследия в Европе». Роль современных еврейских музеев не ограничена дидактическими и просветительскими целями, стоявшими перед подобными музеями до Второй мировой войны, а становление каждого из них непосредственно связано с общественно-политической ситуацией в соответствующей стране[1].
Еврейский музейный бум разразился в Европе в середине 1970-х годов, через тридцать лет после Катастрофы. Специалист по еврейской традиционной культуре Рут Грубер объясняет это непреодолимым чувством вины европейских народов перед евреями: «То, что сохранилось, очень ярко, словно через многократную линзу высвечивало трагедию Катастрофы»[2]. Парадоксально, но именно еврейские музеи в известной степени работали на преодоление этой моральной проблемы. В этом контексте наметились два подхода. Первый из них наиболее точно определяет фраза музейного критика Джона Корри: «Евреи, которых нет, словно оживают в музейном пространстве»,[3] другой вектор сводится главным куратором Еврейского музея в Вене Фелицитас Хейманн-Елинек к идее «мемориализации»[4]. Вероятно, оба направления — и «историко-археологическое», и «мемориальное» эксплицитно присущи всем современным еврейским музеям. Однако имплицитно еврейский музей той или иной страны является также субъектом ее истории. Комментируя моду на еврейские музеи в ФРГ, Инка Бертц — куратор Еврейского музея в Берлине, отмечает, что хотя «они посвящены еврейской истории, но отражают также историю послевоенной Германии»[5]. Характеризуя еврейские музеи в странах соцлагеря, Рут Элен Грубер отмечает, что, при всей их жалкой роли, в отсутствие ликвидированных властями синагог они оставались единственным локусом еврейской жизни[6].
История возникновения крупных еврейских музеев в последние десятилетия ярко иллюстрирует их место в общественно-политическом дискурсе. В их идеологии и практике отражается как актуальная европейская политика с соответствующим взглядом на проблемы эмиграции и израильско-палестинский конфликт[7], так и конструирование «метаистории». «Метаисторический подход» в идеологии музея «Полин» подчеркивает крупный израильский историк Моше Россман, полагающий, что именно через призму еврейского присутствия в Польше еврейский музей в Варшаве становится музеем польской истории в эпоху ее наивысшего расцвета. «По настоящему «польской» оказывается именно та Польша, которая …была (возможно, по иронии судьбы) относительно веротерпимой, многонациональной и мультикультурной. В этом смысле цель музея (по крайней мере, имплицитно) — реконструировать продолжительную историю культурного и религиозного многообразия Польши»[8].
Еврейское музейное возрождение в странах бывшего СССР: цели и тенденции
Предложенный выше исторический дискурс оставил в стороне феномен появления еврейских музеев на территории бывшего Советского Союза[9]. Генезис этого явления крайне важен в контексте исторических процессов, происходивших в бывших союзных республиках, ставших самостоятельными государствами после распада СССР. В его основе прослеживается два независимых вектора: легализация закрытых до того музейных и архивных фондов, связанных с еврейской тематикой,[10] и воссоздание некогда закрытых еврейских музеев или формирование новых.
Открытый доступ к еврейским коллекциям из музейных фондов стал естественным следствием либерализации внутренней и внешней политики Советского Союза. В результате падения «железного занавеса» западные ученые, музейные кураторы и коллекционеры, наслышанные о пылящихся в советских музеях «еврейских сокровищах», получили возможность их исследовать. Первопроходцем в этой сфере оказался Центр еврейского искусства при Еврейском университете в Иерусалиме, который уже в 1991 году начал целенаправленно документировать еврейские памятники и еврейские музейные фонды на территории бывшего СССР.
Параллельно, директор Еврейского исторического музея в Амстердаме Юдит Белинфанте установила контакты с Российским этнографическим музеем в Петербурге, где хранилась одна из уникальнейших еврейских коллекций в Европе, собранная в начале XX века в ходе легендарных экспедиций Семена Ан-ского[11].
С помощью Белинфанте главному хранителю Этнографического музея Людмиле Урицкой удалось вернуть эту коллекцию из небытия, каталогизировать, и уже в 1992 году экспонировать в Голландии под названием «Маршрутом Ан-ского. Жизнь еврейского местечка в царской России». Таким образом, впервые после выставки «Евреи в царской России и в СССР», открытой в 1939-м и закрытой в 1940-м, предметы еврейской культуры были представлены публике, правда, зарубежной[12]. Помимо Нидерландов, артефакты из петербургского музея с огромным успехом экспонировались в 1992-1994 гг. в Кёльне, Франкфурте, Иерусалиме и Нью-Йорке[13].
В начале 1990-х годов из фондов Львовского музея этнографии и ремёсел была извлечена роскошная коллекция предметов еврейского народного искусства, собранная, главным образом на территории Галиции, Максимилианом Гольдштейном. Ее владелец погиб в Львовском гетто, успев передать коллекцию на депозит в городской музей. Это собрание уцелело благодаря самоотверженной деятельности директора музея, замечательного украинского искусствоведа Павла Жолтовского и его ученицы Фаины Петряковой[14]. В 1993-м сотрудниками Центра еврейского искусства совместно с Петряковой эта коллекция была описана, а год спустя представлена в тель-авивском Музее Диаспоры. После этого коллекция, в силу ее неясного юридического статуса,[15] вновь оказалась надежно закрытой для публики в запасниках Львовского музея.
Третья первоклассная коллекция иудаики на территории СССР хранилась в фондах Музея исторических драгоценностей Украины (Киев) и до Перестройки не экспонировалась. Этот фонд, имевший негласный гриф «спецхрана»[16], формировался в годы Советской власти. Его основу составили конфискаты предметов религиозного культа 1920-1930-х гг., а также переданная в 1952 году коллекция ритуальной иудаики из Еврейского музея Одессы, закрытого и расформированного ещё до Второй мировой войны[17].
Поскольку условия в запасниках были далеки от идеальных, подготовка к экспонированию коллекции потребовала серьёзных реставрационных работ. Первая выставка «еврейских сокровищ» состоялась не в Киеве, а в финском городе Турку в 1991 г., затем они демонстрировались в Вене в 1993-м.
Официально коллекция заняла место в постоянной экспозиции Музея в 1994 году (экспонировалось порядка 60 предметов из 400), однако, уже в 1997-м она переместилась в Люксембург, год спустя — в Канавезе (Италия), после чего стала, наконец, реальной частью экспозиции Музея исторических драгоценностей Украины[18].
В каждом из этих случаев еврейская коллекция, по объёму и качеству единиц хранения вполне способная составить самостоятельный еврейский музей, была представлена публике по инициативе и с помощью западных партнёров. Характерно, что старая «музейная гвардия», державшая в годы советской власти еврейские артефакты под замком, быстро освоилась в новой «рыночной» стихии. Еврейские музейные фонды привлекали международных спонсоров, сулили продолжительные заграничные командировки и повышали мировой рейтинг отечественных институций. «Экспортный» выставочный процесс поначалу протекал в стороне от внутренней музейной деятельности, и был известен местным специалистам лишь по изданным за границей каталогам. Однако, именно благодаря международному спросу, еврейское наследие получило легитимацию в глазах бывшего советского музейного истеблишмента, и со временем еврейские артефакты вошли и в местные экспозиции. Так, «еврейские сокровища» Музея исторических драгоценностей Украины заняли своё место рядом со скифским золотом и предметами православного культа, образовав единую экспозицию «Искусство в Украине».
Иная историко-культурная парадигма обусловила возникновение еврейских музеев в Вильнюсе, Тбилиси и Риге. Открытие Государственного еврейского музея в Вильнюсе в 1989 году[19] имело ярко выраженный декларативный характер. С одной стороны, это был символический акт стремления Литвы к независимости (которую республика действительно обрела спустя год), с другой, речь шла о цепи исторической преемственности, начало которой положил еврейский музей, открытый в 1913 году и воссозданный после Первой мировой войны в 1919-м. Этот музей, возрождённый в 1944 году силами нескольких уцелевших в Катастрофе еврейских интеллигентов Вильнюса, был ликвидирован советской властью в 1949-м, как тогда казалось, окончательно. Эта двойная преемственность по отношению к до- и послевоенному музеям, обусловила формирование, по сути, двух новых институций. Один музей представлял традиционную культуру литовского еврейства, а другой — трагедию общины в годы Второй мировой. Таким образом, открытие музея в Вильнюсе стало манифестацией как независимости Литвы, так и особой идентичности литовских евреев.
Аналогичная культурная парадигма была реализована в Грузии, где еврейский музей функционировал в 1934-1951 гг. После его закрытия фонды были переданы в Национальный музей Грузии и Национальный центр манускриптов. В 1988 году Академия наук Грузии учредила Ассоциацию грузино-еврейских связей, которая при поддержке государства открыла в 1992-м Еврейский музей — в том же здании «Круглой синагоги», где размещался и старый музей. Все еврейские экспонаты из государственных фондов были возвращены Еврейскому музею. Его создание наглядно отразило независимую политику Грузии в эпоху распада СССР, и особую этничность грузинских евреев, а также их многовековую интеграцию в местную культуру[20].
Музей в Риге, в отличие от Вильнюса и Тбилиси, создавался по инициативе бывших узников гетто и концлагерей как общинная структура. Музей «Евреи в Латвии» открылся в 1989 году в центре столицы, в историческом здании Рижской еврейской общины начала XX века. Возвращение муниципальной властью этого памятника архитектуры еврейским владельцам само по себе символично. Музей в первую очередь виделся как своеобразное место памяти о жертвах Катастрофы на территории Латвии и центр документации Шоа. Во многом его создание стало реакцией на годы замалчивания властями Катастрофы латышских евреев, участие в «акциях» местных коллаборационистов и забвение мест массовых расстрелов. В 1996 году к экспозиции, посвященной Катастрофе, добавились стенды, повествующие об истории латышских евреев — этот сегмент выставочного пространства расширяется по сей день.
Открытие еврейских музеев в Вильнюсе, Тбилиси и Риге явилось своеобразным предвестником распада СССР, результатом важнейших политических сдвигов конца XX века.
Еврейская «музейная политика» в России
Совершенно иная общественно-политическая атмосфера сопутствовала открытию еврейских музеев в конце 1990-х — начале 2000-х гг. В те годы еврейские музеи стали интегральной частью процесса музейного строительства в России, Украине и странах Балтии, отражавшем переосмысление и конструирование новой идеологии и национальной истории в этих государствах.
В России создание еврейских музеев инициировали три общественные группы. Первая ориентировалась на госструктуры, реализовывавшие проект «еврейского музея» по указанию «сверху». На государственном уровне создание еврейских музеев отражало эпоху либерализации и активной инкорпорации России в европейское и мировое сообщество. Широкую огласку получило обещание президента РФ Владимира Путина премьер-министру Израиля Ариэлю Шарону восстановить старые и открыть новые еврейские музеи в столичных городах, подобно тому, как это сделано в других европейских столицах. В Петербурге планировали восстановить старый еврейский музей на Васильевском острове, чья основная коллекция хранилась в Российском этнографическом музее (РЭМ). Совершив «кругосветку», еврейские экспонаты стали появляться на выставках, последняя из которых, самая масштабная, получила знаковое название: «Культура одного народа». Инициатива сверху в итоге завершилась в 2008 году не восстановлением Еврейского музея, а формированием экспозиции в залах РЭМа, из которых «выселили» другие «малые народы».
«Музей в музее», как нарекли эту экспозицию уникальных предметов еврейской традиционной культуры, стал одним из самых «неживых» еврейских музеев. После того, как его покинули специалисты, он превратился в довольно скучную и маловыразительную выставку, уступающую другим разделам. В то же время действительно замечательным итогом работы с еврейскими коллекциями музея явился их каталог, созданный Людмилой Урицкой и Шимоном Якерсоном[21].
Другая общественная группа, о которой пойдет речь, — это еврейские общественные организации и религиозные общины. В конце 1990-х годов две крупнейшие еврейские структуры — Российский еврейский конгресс и Федерация еврейских общин России (ФЕОР) — начали конкурировать в деле создания еврейского музея. В результате возникли два музея, каждый из которых по-своему интегрировался в культурно-политическую жизнь России.
Российский еврейский конгресс открыл в 1998 году Музей еврейского наследия и Холокоста как часть государственного мемориального комплекса на Поклонной горе, посвящённого народам Советского Союза — победителям нацизма. В рамках новой государственной политики эти народы были представлены тремя официальными религиями: православием, исламом и иудаизмом, поэтому основой комплекса стали церковь, мечеть и синагога. Тематика мемориала определила и контент экспозиции в мемориальной синагоге — Катастрофа и героизм евреев во Второй мировой войне.
Значительно более масштабно и амбициозно выглядел проект ФЕОР, поддержанный правительством России. Идея музея была сформулирована лидерами ФЕОР в конце 1990-х, но создавался он более десяти лет, параллельно с музеем «Полин» в Варшаве, что вносило элемент своего рода конкуренции. Задача новой институции, получившей название Еврейский музей и Центр толерантности (ЕМЦТ) формулировалась как «формирование креативной и интерактивной платформы для диалога между различными культурами». Концепция и экспозиция ЕМЦТ, открытого в 2012 году, были разработаны компанией Ralph Appelbaum Associates при участии ведущих еврейских историков, подобно тому, как это происходило в процессе создания варшавского музея «Полин». Московский музей, несмотря на все трудности совмещения в единой экспозиции макро- и микрокосма еврейской цивилизации, стал ярким примером музея нового типа, отражающего главные вызовы современности. Используя передовую музейную технологию и чутко реагируя на общественные запросы, он оказался одной из наиболее привлекательных площадок на культурной карте столицы, ориентированной, главным образом, на образованную молодёжь. Впервые в России появился еврейский музей, способный конкурировать с самыми крупными столичными музеями и выставочными центрами.
Среди инициатив еврейских общественных организаций отметим Музей горских евреев, открытие которого должно вскоре состояться. Он создавался на средства крупных бизнесменов и меценатов — выходцев из Кубы, и, судя по всему, является их самым престижным проектом. Музей размещается в одной из старинных синагог Кубы — «Каруи», здание которой было специально перестроено для будущей экспозиции. Очевидная проблема заключается в географической отдалённости Кубы (северная оконечность Азербайджана) и малочисленности местного еврейского населения (около 500 горских евреев из 8000 жителей Кубы), среди которого практически нет молодёжи.
В третью инициативную группу по созданию еврейских музеев в России вошли независимые исследователи. К концу 1990-х годов они сформировали собственные институции, поддерживаемые спонсорскими организациями и частными лицами. В начале 2000 года группа петербургских исследователей открыла научно-образовательный центр «Петербургская иудаика». В предисловие к сборнику статей «Еврейский музей»[22], изданному этим центром в 2004 году, их позиция озвучена следующим образом: «Еврейский музей — непременный атрибут музейной жизни больших «культурных» городов: Праги, Амстердама, Нью-Йорка, Парижа, Берлина. Отсутствие еврейского музея в Петербурге — одной из музейных столиц мира — тем более обидно, что в здесь был один из первых и лучших в Европе еврейских музеев — Музей еврейского историко-этнографического общества (1916-1929).
Чтобы заполнить эту лакуну, в начале 2000 года был открыт Центр по изучению памятников еврейской культуры и созданию еврейского музея. Итогом его работы стало формирование собственной художественной и этнографической коллекции, проведение выставок, посвящённых утерянным памятникам, а также забытым страницам еврейской истории, еврейским художникам и т.п. «Петербургская иудаика» реализует свои выставочные проекты в партнёрстве с государственными музеями, хранящими еврейские артефакты, но не обладающими научной базой для самостоятельной подготовки экспозиции.
Подобная партнёрская деятельность осуществлялась с РЭМом до создания «Музея в музее», а сегодня — совместно с Музеем истории религии, где хранится богатейшая и малоизвестная коллекция еврейских ритуальных предметов. Другим важным музейным проектом Центра стала его издательская деятельность, в частности, каталоги шести выставок фотографий Юдовина, отснятых им в экспедиции Ан-ского, из фондов «Петербургской иудаики». В этой связи отметим подвижническую деятельность Александра Канцедикаса, который, вместе с фотографом Сергеем Тартаковским в конце 1980-х начал выявлять еврейские фонды в государственных музеях, а затем подготовил и опубликовал 7 книг-каталогов «Шедевры еврейского искусства», вышедших в издательстве «Имидж» с 1992-го по 2001-й год.
В 2011 году на музейной карте Москвы появился Музей истории евреев в России — единственный частный еврейский музей в РФ. Его учредителем и директором стал писатель, бизнесмен и общественный деятель Сергей Устинов[23]. Создатели музея хотели отразить традиционный уклад жизни и интеграцию в общество разных этнических групп евреев (ашкеназов, бухарских, горских, грузинских), проживавших на территории Российской империи и Советского Союза. Подобная задача была продиктована опытом многолетней экспедиционной работы и пониманием опасности расширения временной лакуны, разделяющей традиционное и современное еврейство. Авторы музея использовали, возможно, последний шанс для спасения чудом уцелевших материальных следов еврейской цивилизации будь то на Востоке Европы или в Средней Азии. Последние еврейские дома в местечках Подолии, где уже не жили евреи, исчезали на глазах, последние жители еврейской махалы в Бухаре или в Самарканде покидали свои дома, обрекая на исчезновение предметы быта, накопленные в течение столетий. Экспедиции Музея успели собрать и сохранить эти последние осколки еврейской жизни. Таким образом Музей истории евреев в России оказался единственным в Европе, где в постоянной экспозиции и на временных выставках представлены артефакты традиционной еврейской жизни в диаспоре[24].
Еврейские музеи и конструирование локальной еврейской идентичности
Если не отдельные музеи, то особые «еврейские экспозиции» в государственных музеях появились и в ряде стран СНГ. Здесь следует упомянуть важную коллекцию, некогда представлявшую собой самостоятельный Туземно-еврейский музей, посвящённый бухарским евреям и созданный Исааком Лурье в конце 1920-х годов в Самарканде. Лурье был репрессирован и погиб в сталинских лагерях, а фонды музея переданы в Самаркандский государственный музей-заповедник. В 2008 году на основе этого собрания была сформирована экспозиция в Самаркандском областном краеведческом музее[25].
В Украине еврейские экспозиции (как часть художественного наследия страны) представлены в государственных музеях — Музее исторических драгоценностей Украины в Киеве, и в Историческом музее во Львове.
Создание новых еврейских музеев в Украине — прерогатива еврейских общественных организаций и общин. Крупнейшим из них является Музей «Память еврейского народа и Холокост в Украине», открытый в Еврейском общинном центре в Днепропетровске в 2012 году. Главной задачей музея, что отражено и в его названии, стало увековечение памяти жертв Катастрофы. В значительной степени он отражает современную ситуацию в Украине, совмещая и сопоставляя в экспозиции драматические перипетии украинской истории XX века. Аналогичная ситуация сложилась практически во всех еврейских музеях на территории стран бывшего Советского Союза.
В 2012 году в Киеве прошло заседание Евроазиатского еврейского конгресса, где рассматривалась идея создания сети «субэтнических еврейских музеев» в различных регионах СНГ (в основном, на территории Украины). Проект был призван продемонстрировать феномен «существования на территории Евразии особых локальных субэтносов: буковинского еврейства, галицийского, молдавского и т. д. Он должен был отразить колорит еврейской жизни в регионе на фоне сложных процессов развития местной еврейской общины в тех или иных исторических условиях»[26]. Непреодолимая сложность реализации подобного проекта связана, на мой взгляд, прежде всего с отсутствием самого субъекта — репрезентативных групп «еврейских субэтносов» и, соответственно, их специфической материальной культуры. Вместе с тем, еврейские музеи, созданные общинными институциями, сталкиваются с реальными историческими вызовами. Например, на сайте Музея евреев Одессы заявлено: «Необходимость создания такого музея объясняется тем, что история евреев Одессы практически не отражена в экспозициях одесских государственных музеев». Подобная парадоксальная ситуация — отнюдь не частный случай, а общая закономерность музейного дела в Украине, а также в Беларуси и Молдове.
В 2017 году автор статьи оказался в краеведческом музее молдавского города Единцы, где евреи до Второй мировой войны составляли 72% населения. Сам музей расположен в доме еврейского промышленника, но ни одного упоминания о евреях города или бывшем хозяине этого дома там нет. Таким образом, перед местными еврейскими музеями стоит несколько иная задача, связанная не с локальной идентичностью, а реальными проблемами, обусловленными конструированием нового исторического нарратива, в котором «геноцид коренного населения» занимает весомое место, позволяя парадоксальным образом соблюсти «баланс геноцидов». Зачастую в данном нарративе евреи либо отсутствуют, либо рассматриваются через призму старых (новых) стереотипов, в рамках которых все преступления советской власти (включая участие коренного населения в государственной политике репрессий) перекладываются на евреев. Вероятно, существует и ещё одна «неудобная» для отражения в экспозиции тема — участие евреев в экономической и культурной жизни города, края, страны, поскольку это наводит на «скользкий» вопрос: куда же делось еврейское население.
Другой вызов, с которым сталкиваются еврейские музеи Украины и стран Балтии, связан с далеко неоднозначными образами героев борьбы за независимость, ставшими персонажами нового героического мифа. Противоречивость биографий этих личностей, их соучастие в Катастрофе либо затушёвывается, либо отрицается, либо находит своё оправдание, как «естественная» реакция на «еврейскую роль в репрессиях против местного населения», что фактически совпадает с нацистской пропагандой. Эта проблема особенно ярко акцентирована Довидом Кацем[27] на примере Музея геноцида в Вильнюсе, самого посещаемого музея в Литве, где не только отдельные противоречивые персонажи, но и целые организации коллаборационистов занимают важное место в национальном мифе о борьбе за свободу. Эта практически непреодолимая на сегодняшний день задача не имеет решения, поскольку лежит в плоскости двух противоречивых категорий — мифологии и документальной истории.
Естественно, что небольшие еврейские музеи, даже такие ёмкие по содержанию, как Музей евреев Буковины, поддерживаемый Ваадом Украины, или Музей евреев Одессы (ни имеющий никакой связи с довоенным Еврейским музеем), не могут адекватно отразить роль и весомость вклада еврейского населения в развитие региона или города, а тем более противостоять государственным музеям и новым историческим концепциям. Решение этой проблемы требует не только совершенно иных материальных и человеческих ресурсов, но и диалога с местными историческими музеями. (В качестве уникального примера можно привести сотрудничество Музея горских евреев Дербента, созданного в 2010 году по инициативе Ирины Михайловой, с Музеем истории Дербента, где еврейское присутствие в городе отражено в экспозиции наряду с другими группами местного населения).
***
Подводя итог более чем тридцатилетней истории еврейского музейного дела на территории бывшего Советского Союза, можно сказать, что еврейские музеи, отражая все перипетии большой и малой истории, продолжают формировать не только глобальную и локальную, но и собственно еврейскую историю.
Именно в этой многовекторной функции мы видим актуальную роль современных еврейских музеев.
Всестороннее содействие местным еврейским музеям, является, на мой взгляд, задачей не менее важной, чем поддержка общинной и религиозной жизни — только реконструкция исторической правды обеспечит ту психологическую атмосферу, в которой еврейские общины смогут продолжить свое бытие.