Источник статьи: 9 канал.
Очередная, 23-я, годовщина гибели премьер-министра Израиля Ицхака Рабина, убитого радикальным противником «соглашений в Осло» Игалем Амиром, сопровождалось очередной вспышкой общественной полемики о событии, которое оказалось тесно связано с его образом. А именно, т. н. «договоренностями в Осло», достигнутыми четверть века назад между возглавляемым тогда И. Рабином правительством Израиля и Организацией освобождения Палестины (ООП), созданной в 1964 году по решению ЛАГ для «координации вооруженной народной борьбы» с Израилем.
Кому и зачем это было нужно?
Желание ООП присоединиться к «лагерю мира», было вызвано эрозией «палестинской идеи» на рубеже 80-х – 90-х гг. прошлого века. Одним из существенных факторов этого процесса был кризис «красно-зеленого альянса». Для его сегментов – «коммунистического лагеря» во главе с СССР, «антиимпериалистического» (по своей заявке) «движения неприсоединения» и задающих в нем тон стран арабо-исламского блока, тема «борьбы за права палестинского народа против израильской агрессии» до этого была одним из важных объединяющих лозунгов, но в новых условиях резко снизила свое значение.
Надо признать, что глава ООП Ясир Арафат и его советники довольно рано осознали направление процессов, грозящих полностью дезавуировать «палестинскую тему» в международной повестке дня. И, опасаясь «не успеть на поезд», уже в 1988 году заявили о готовности признать Израиль в обмен на создание палестинского государства на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа.
Со своей стороны, израильские лидеры выражали большое сомнение в искренности стремления вождей ООП к миру с Израилем, подозревая их в том, что, потерпев поражение в открытых войнах, они намерены перейти к поэтапному уничтожению Израиля под прикрытием «мирных соглашений». Причем, в тот момент подобной точки зрения придерживались руководители обеих ведущих партий – правоцентристской партии «Ликуд» и левоцентристской «Аводы», входивших до 1990 г. в правительство национального единства. С той лишь разницей, что лидеры «Аводы», официально придерживавшейся схемы разрешения арабо-израильского конфликта по модели «мир в обмен на территории», были готовы решить «палестинскую проблему» в рамках территориального компромисса с Иорданией (на чем настаивал Шимон Перес). Или, как полагал Ицхак Рабин, путем прямой договоренности с «умеренными» палестинскими лидерами, не состоящими в ООП, которые в 1991 году приняли участие в Мадридской конференции по урегулированию арабо-израильского конфликта.
В свою очередь «Ликуд» (чье правительство за 10 лет до этого заключило на основе того же принципа «мир в обмен на территории» соглашение с Египтом) и иные правые партии выступали против легализации арафатовской группировки в любом виде. А глава «Ликуда», премьер-министр Израиля Ицхак Шамир, согласился на участи в Мадридской конференции при условии, что ни ООП, ни иные палестинские арабские группировки не будут самостоятельным субъектом этого процесса. Да и вообще, Шамир полагал, что Израилю некуда спешить в этом вопросе и что время работает на еврейское государство.
Ситуация изменилась в 1992 году, когда после 15-летнего перерыва, «Партия труда» («Авода») вновь стала правящей, а ее лидеры — премьер-министр И. Рабин и глава МИД Ш. Перес — так и не смогли за первый год у власти приступить к реализации своих проектов по урегулированию проблемы палестинских арабов. И потому, вопреки прежней линии «старого «Мапая», оказались восприимчивы к аргументам сторонников идеи признания ООП в левом лагере, ратовавшим за то, чтобы дать старт прямым официальным переговорам с палестинскими арабами (или т.н. «Норвежский процесс»).
«Осло» для лидеров «Аводы» стало шансом представить устойчиво правеющему, особенно в период «первой интифады» 1987-1991 гг., израильскому обществу свой обновленный идеологический имидж, который позволил бы им вернуть потерянную власть.
Инструментом такого поворота должна была стать привлекательная схема: «быстро, легко и навсегда» покончить с продолжавшимся на тот момент уже три четверти века арабо-израильским конфликтом, договорившись с ООП по схеме «мир в обмен на территории», ранее считавшейся релевантной только в отношении устойчивых умеренных суннитских режимов. Создав тем самым условия для нормализации отношений Израиля с арабо-исламским миром.
В ретроспективе мы видим, что ни один из этих расчетов не оправдался. Надежды на то, что, вне зависимости от их прежних намерений, радикальных «палестинских» националистов будет вести за собой неконтролируемая логика «мирного процесса», рухнули в тот момент, когда Арафату и его соратникам летом 2000 года стало ясно, что максимум израильских уступок уже пройден. И они месяц спустя инициировали т.н. «интифаду Аль-Аксы» — невиданную ранее волну террора, которая, по признанию наследника Арафата, Махмуда Аббаса, должна была стать «прологом к катастрофе палестинских арабов».
Расчеты на то, что арабские лидеры ухватятся за готовность Израиля к диалогу с ООП как за желанный повод выбраться из капкана своей многолетней антиизраильской риторики, тоже в целом не оправдались. Единственным исключением стал в 1994 году мирный договор с Иорданией, который тогда подавался в качестве первого дипломатического итога подписанных с ООП «соглашений о принципах». Его представили как подтверждение ожиданий того, что та же динамика захватит и другие страны ближневосточного региона.
На практике установление дипломатических отношений с Амманом, еще в 1988 году объявившем о прекращении юридической связи с «Западным берегом» реки Иордан, стало итогом длительных контактов и согласования интересов, и, судя по всему, в какой-то момент состоялось бы и без соглашения Израиля с ООП. (Показательно, что по свидетельству израильских дипломатов, во время церемонии подписания Израилем и Иорданией мирного договора иорданские «силовики» призывали своих израильских коллег не допустить создания Палестинского государства, после чего уничтожение Хашимитского режима, по их мнению, будет лишь вопросом времени).
А иные «умеренные» суннитские режимы, восприняв «норвежские соглашения» в качестве согласия Израиля на выдвижение ему предварительных условий, не проявили никакой готовности заплатить свою часть цены нормализации.
В чем же состоял «план» и состоит «наследие Ицхака Рабина»?
Сакраментальная фраза «два государства для двух народов» как схема разрешения конфликта между Израилем и палестинскими арабскими организациями была провозглашена как официальная цель лишь в 2002 году президентом США Дж. Бушем-младшим и формально принята обеими сторонами конфликта. Несмотря на это, в общественном сознании эта идея сплелась с нарративом т. н. «политического наследия Ицхака Рабина».
Выстраивание этого нарратива произошло несмотря на то, что сам Рабин, судя по всему, так и не определился со своими приоритетами. Представляя в Кнессете свой взгляд на модель политической самоорганизации палестинских арабов незадолго до гибели, Рабин говорил об «образовании с более низким статусом, чем независимое государство, способном самостоятельно контролировать повседневную жизнь палестинцев на части территорий к востоку от зеленой черты».
На основании этого факта известный израильский и британский историк, основатель отделения изучения Ближнего Востока и Средиземноморья Лондонского King’s College и нынешний директор Центра стратегических исследований им. Бегина и Садата при университете Бар-Илан, Эфраим Карш считает, что миротворческий образ Ицхака Рабина далек от реальности.
Рабин, по его словам, принял «соглашения в Осло» не из желания достичь «мира любой ценой», но якобы был «искусно завлечен» в этот проект его вечным соперником, Шимоном Пересом, который сыграл на желании Рабина «консолидировать израильскую безопасность». А дальше Рабина, лишенного четкого представления как о направлении инициированного им процесса, так и о том, куда этот процесс должен двигаться, вела мало контролируемая логика событий.
Противоположная версия, придерживаются и лица из ближайшего окружения Рабина, утверждает, что, несмотря на любые «фигуры речи», тогдашний премьер-министр прекрасно отдавал себе отчет в направлении процесса и был привержен идее окончательного территориального и политического размежевания с ПНА. (Так, например, считают его бывший советник по связям с общественностью, журналист и военный обозреватель Эйтан Хабер и человек из «ближнего круга» Рабина, бывший посол Израиля в США и ректор Тель-авивского университета Итамар Рабинович). И именно так и только так, полагают эти комментаторы, Рабин и должен был поступать.
Третья, тоже апологетическая, версия, но иного рода, гласит, что Ицхак Рабин, несмотря на его первоначальный скептицизм, был готов дать «мирному процессу» шанс. Но тут же предполагал «все отыграть назад», если бы почувствовал, что Арафат и его приближенные неискренни в своих стремлениях к компромиссу с Израилем. Собственно, именно к такому выводу Рабин, согласно части сторонников этой теории, пришел к лету 2005 года. Как свидетельствует дочь Ицхака Рабина, Далия Рабин-Философ, «он бесконечно подчеркивал, что если бы он знал заранее истинные намерения Арафата, никогда не подписал бы с ним соглашения в Осло, и признавался своим собеседникам (включая Генри Киссинджера, мэра Тель-Авива Шломо Лахата и главу военной разведки Моше Яалона) в желании притормозить или вообще прекратить этот процесс после выборов 1996 года. И только гибель Рабина помешала реализации этого плана».
Впрочем, упомянутый Эфраим Карш и целый ряд комментаторов замечает, что, если бы Рабин остался в живых и выиграл выборы (что ему было бы непросто сделать на фоне волны терактов и растущего отставания в опросах популярности от лидера «Ликуда» Биньямина Нетаниягу), способность Рабина дезавуировать соглашения Осло была весьма сомнительной. Это, кстати, не смог сделать и сам Нетаниягу, победивший Шимона Переса, занявшего после смерти Ицхака Рабина пост лидера «Аводы».
Британский журналист и военный обозреватель считающейся рупором левых кругов израильской газеты «Хаарец» Аншель Пфеффер также полагает, что останься Рабин в живых, ситуация бы изменилась мало – но в другом контексте. Рабин, по его мнению, не прекратил бы «мирный процесс», но и не довел бы его до конца, ибо был не способен на «минимально необходимые», в интерпретации представителей левых радикалов, уступки палестинским вождям.
Если все это так, то нынешняя ситуация вялотекущего, по временам обостряющегося конфликта Израиля и ПНА и сохранения геостратегического статус-кво между рекой Иордан и Средиземным морем есть более-менее объективный итог логики процессов, инициированных «соглашениями в Осло». И, вероятно, не может быть изменена без полного отказа от парадигмы этих соглашений, успевших за два с половиной десятилетия стать устоявшимся элементом международного дипломатического и политического дискурса.
Причина провала «схемы Осло»
Так был ли возможен мирный договор по модели «Осло»? Инициаторы соглашений Израиля и ПНА/ООП и их единомышленники в левой части политического спектра продолжают публично утверждать, что «мир находился на расстоянии вытянутой руки» и не состоялся либо из-за серии сбоев и случайностей, либо из-за упрямого противодействия «врагов мира» как на арабской, так и, в особенности, на израильской стороне. И как раз в этой части политического спектра все еще популярна идея, что идущий не без сбоев, но в правильном направлении, процесс был остановлен убийством Рабина и «электоральным захватом власти» правыми «ястребами», которые, якобы, никогда по-настоящему не желали мира, саботировали переговорный процесс и не были готовы «ни на какие реальные уступки».
Сторонников подобной точки зрения среди израильских политиков, в интеллектуальных и журналистских кругах, а также среди широкой публики сегодня очевидное меньшинство. Намного больше тех, кто возлагает ответственность на лидеров ООП, полностью дискредитировавших себя в качестве партнеров для такого проекта. Причем так думают не только противники идеи «двух государств для двух народов», но и, по опросам разных лет, от четверти до примерно трети из тех от 40 процентов до примерно половины израильтян, кто склоняется к мысли, что мир с палестинскими арабами на основе «двух государств» при определенных условиях все же теоретически возможен.
Еще больше тех, кто предполагает наличие «интегральной» проблемы в проекте переговоров с такой террористической организацией, как ООП, причем дело даже не в моральной стороне вопроса. Неудачной оказалась сама идея использования для примирения с ООП принципа «мир в обмен на территории», ранее, как отмечалось, бывшего инструментом дипломатического диалога с устойчивыми умеренными арабскими режимами.
Как и прогнозировали критики подобного подхода, к радикальному националистическому движению, широко использующему методы террора, такой ход оказался неприменим по определению – если исходить из различий подходов арабских режимов, которые в своих прагматических интересах готовы поддерживать с отношения «холодного мира» или мирного существования. Но он не сработает с арабскими народами, которые вынуждены подчиняться решению властей, но по-прежнему в массе своей с трудом готовы смириться с фактом еврейского государства на существование на Ближнем Востоке.
В отличие от «Шинн Фейн», басков, цейлонских «Тамил и Лама», колумбийских партизан и иных террористических движений, сумевших пройти свой «путь нормализации», задача структурирования ООП в рамках государства, с режимом которого она боролась, или рядом с таким государством, изначально не стояла. Ибо эта группировка была сконструирована не для борьбы за создание своего государства, а за уничтожение чужого. Потому поле для компромисса с Израилем здесь изначально было крайне узким – если вообще присутствовало.
А эксперимент по конструированию «палестинской» арабской нации на базе арабских и арабизированных общин, которая и должна была стать материальной базой «палестинского государства в пути», несмотря на вложенные в него масштабные ресурсы, оказался даже менее успешным, чем схемы национального строительства в ряде других арабских стран.
Можно ли это было предвидеть заранее?
С точки зрения противников соглашений в Осло в правом лагере, если использовать библейский образ, то «надпись была на стене», то есть изначально было понятно, что Арафат и его команда не собирались завершать начатую ими еще в 1964 г. войну с Израилем. Они просто использовали готовность еврейского государства к переговорам и уступкам ради мира для достижения дипломатическими средствами целей уничтожения еврейского государства, которых им не удалось достичь, применяя только силу, но никогда по-настоящему не отказывались от террористических методов.
У умеренно-левых «бен-гурионистов», не было ни дальновидных концепций, ни особых планов – только лозунги и надежды, которыми на короткий период им удалось увлечь с годами все уменьшающуюся часть израильского общества. А фракции т. н. называемых «новых левых», представленных на левом фланге «Аводы» и в леворадикальных партиях, прежде всего МЕРЕЦе, просто настаивали на безусловном уходе со всех территорий, занятых ЦАХАЛом во время Шестидневной войны, по сугубо морально-этическим причинам — даже если это приведет к военным, материальным и дипломатическим издержкам.
Как замечает в одной из приуроченных к 25-летию соглашений в Осло публикаций бывший заместитель министра обороны США Дуглас Фейс, «едва ли не главной ошибкой в восприятии соглашений в Осло – верить в то, что они являются или были настоящим мирным процессом. То есть схемой взаимных компромиссов, при которой обещания каждой из сторон обусловлены выполнением обещаний ее партнера». «Мое мнение, как непосредственного свидетеля тех событий, — на практике речь шла об одностороннем израильском уходе с территорий – вне связи с тем, хотел ли реально Арафат мира, или просто был готов сыграть в игру с израильтянами, которые просто хотели «закончить оккупацию», — писал Фейс.
Фактический распад Палестинской автономии на два анклава делает почти очевидным то, что идея разрешения израильско-арабского конфликта по модели «двух государств для двух народов» в том смысле, который был заложена в Норвежском процессе, в основном, исчерпана.
Но хотя первоначальный энтузиазм давно сменился разочарованием подавляющего большинства израильтян, порождение соглашений Осло – управляемая ФАТХом/ООП Палестинская автономия все еще существует. Для кого-то по-прежнему являясь символом надежд на возобновление уже десять лет буксующего «дипломатического процесса» и единственным приемлемым адресом для обращений на палестинской арабской улице. А для очевидного большинства – символом циничных интересов или романтических заблуждений прошлого и препятствием для разрешения, наконец, уже почти столетнего арабо-израильского конфликта.
