Skip to content
Euro-Asian Jewish (EAJ) Policy Papers, No 25 (6 September 2019)
Алия 70-х и ее наследие: к 50-летию письма грузинских евреев
Период20 век

Знаменитое письмо 18 глав семей грузинских евреев, 50-летие которого отмечалось в августе сего года, стало прологом «алии 70-х» — первой после 2-й мировой войны массовой еврейской эмиграции из СССР, имевшей важные последствия и для евреев того региона, и для Израиля. Активисты возрожденного еврейского национального движения в СССР тех лет создали в подполье схемы и модели самоорганизации, ставшие одним из базовых элементов инфраструктуры организованной еврейской жизни в эпоху Перестройки и в постсоветских странах. А в Израиле алия 70-х гг. вернула, после почти 50-летнего перерыва, уже несколько подзабытую к тому времени идею «российских» (в широком смысле этого слова) евреев в оперативный коллективный дискурс местного общества. И изучение этих процессов может многое сказать не только об истории, но и о нынешнем состоянии и перспективах обоих сообществ.   

В августе и сентябре в Израиле и некоторых общинах русско-еврейской диаспоры отмечаются – хотя и не столь масштабно как, думается, они того заслуживают – две знаменательные круглые даты. А именно, 50-летие знаменитого письма 18 глав семей грузинских евреев, 6 августа 1969 года обратившихся в ООН с просьбой добиться от властей СССР разрешения на выезд в Израиль, и 30-летие начала в сентябре 1989 года «большой алии» из СССР и постсоветских стран.Связь между двумя событиями очевидна. Письмо 18-ти семей, за которым последовало еще одно обращение генсеку ООН, подписанное 531 грузинским евреем, по общему мнению, в каком-то смысле «прорвали плотину», став отправной точкой пришедшейся на 70-е годы первой послевоенной массовой еврейской эмиграции из СССР и репатриации в Израиль. А эта эмиграция и сопутствующие ей процессы создали психологический важный прецедент в массовом сознании населения СССР: легитимность самой идеи эмиграции как способа реализации личных и коллективных прав, что и стало, несмотря на новое резкое ограничение права на выезд в 80-е годы, прологом к массовой алие 90-х. Наконец, алия 70-х гг. вернула, после почти 50-летнего перерыва, уже несколько подзабытую к тому времени идею «российских» (в широком смысле этого слова) евреев в оперативный коллективный дискурс израильского общества.

Борьба за алию

Действительно, именно с евреями – выходцами из  регионов, входящих или входивших в состав т.н. «Черты еврейской оседлости» Российской империи – и, в меньшей степени, тех регионов (таких, как Грузия), которые в эту черту не входили – связано начало сионистской репатриации; они составляли подавляющее большинство репатриантов первой, второй, третьей и четвертой («польской») алии конца ХIХ – первой трети ХХ века. Собственно, выходцы из этого региона и их потомки и стали формирующим ядром израильского общества и культурного, политического, военного, интеллектуального и экономического истеблишмента страны (т.н. «первого Израиля»). В последующие годы еврейская репатриация из CCCP, а позже и из постсоветских стан СНГ переживала спады и подъемы, но никогда не прекращалась. Еще раз она подтвердила свое значение в конце XX и начале ХХI вв., когда страна приняла две их крупные группы, прибывшие соответственно в 1969–1980 гг. и с 1989 г. по настоящее время.

Появление в Израиле первой из этих больших групп была итогом имевшего место в 60-е – 80-е гг. ХХ века укрепления национального самосознания евреев СССР и возрождения в этой стране организованного сионистского движения, четырьмя десятилетиями ранее, казалось бы, полностью разгромленного советскими коммунистическими властями. Инициаторами этих процессов стало поколение советских евреев, национальное сознание которого формировалось под сильным обаянием «библейского чуда нашего времени» ‑ победы Израиля в июне 1967 г. над объединенными армиями шести арабских стран в Шестидневной войне.

Неменьшим чудом можно считать возникновение самого феномена «русского нео-сионизма» и попыток воссоздания еврейских организаций в СССР после почти полного разгрома большинства гражданских, религиозных, и некогда влиятельных сионистских и иных еврейских политических организаций уже к концу 1920-х – началу 30-х годов, а также потери основной массы еще сохранившихся неполитических структур в период гитлеровского геноцида еврейского населения в годы Второй мировой войны и сталинских преследований в довоенные и послевоенные десятилетия. Потому на рубеже 60-х – 70-х годов ХХ века в СССР существовали лишь незначительные остатки богатой общинно-культурной и национально-политической традиции местного еврейства.

Позиция советских властей колебалась: то любые формы организованной еврейской жизни подавлялись, то, в отдельные моменты, допускалась деятельность религиозных и некоторых культурных организаций, и отношение к еврейской эмиграции становилось более «либеральным»; это перемежалось периодическим созданием «официальных» еврейских структур. Эволюция последних прошла от «Евкомов» в составе Наркомата национальностей СССР и «Евсекций» коммунистических парткомов 20-х ‑ 30-х гг. и Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) 40-х годов и до полной пародии на еврейское представительство в лице Антисионистского комитета советской общественности, созданного ЦК КПСС и КГБ в 1983 году в Москве с филиалами в ряде союзных республик и некоторых областях.

Очевидно, что эти структуры были не более чем «суррогатом» еврейских национальных институтов, и минимальные попытки этих органов выйти за отведенные им контрольно-рекламные рамки, немедленно и жестко пресекались. Равно пресекались и попытки еврейских активистов использовать базу немногочисленных иудейских религиозных общин для состояния более широких профессиональных, образовательных, культурологических, молодежных, и прочих еврейских национальных и гражданских инициатив. (Такие попытки имели место как в первые послевоенные годы, так и ‑ после долгого перерыва ‑ в период национального пробуждения конца 60-х – начала 80-х гг.).

Независимые еврейские институты были в основном представлены малочисленными подпольными группами активистов борьбы за алию и национальные и гражданские права. Попытки создания такого рода структур предпринимались еще в 40-50-е гг. ХХ века, однако лишь с появлением в 70-х годах нового поколения еврейских активистов, эти объединения приобрели новое качество. Для властей СССР, как отмечается, например, в справке КГБ, представленной в ЦК КПСС, где дается развернутый анализ действий «еврейских националистов и сионистов» с 1967 по 1971 годы, не было секретом, что усиление этой активности стало следствием победы Израиля в войне 1967 года.

Данные объединения, которые действовали в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Риге, и многих других городах СССР, чаще всего структурировались вокруг кружков изучения иврита, еврейской традиции и истории, нередко включали ряд функциональных подразделений и аффилированных правозащитных, религиозных, образовательных, профессиональных и прочих групп, а такжедействовали как организации взаимопомощичерез созданную ими систему неформальных социальных связей. Символами и в некоторых случаях лидерами этих объединений являлись т.н. «узники Сиона», подвергшиеся репрессиям административных и карательных органов за сионистскую и правозащитную деятельность.(Среди них ‑ Натан Щаранский, Ида Нудель, Юлий Кошаровский, участники знаменитого «самолётного дела» Эдуард Кузнецов, Йосеф Менделевич, один из ведущих организаторов системы подпольного преподавания иврита в СССР в 80-х гг. Александр Холмянский и многие другие).

Идеологические противоречия внутри еврейского диссидентского движения 70-х — 80-х гг. включали разногласия между «политиками» (или «эмигрантами»), которые видели в массовой эмиграции единственный способ решения национальных проблем советского еврейства, и полагали необходимым сосредоточиться на протестных политических методах борьбы за выезд, и двумя фракциями «культурников», которые настаивали на необходимости борьбы за возрождение и развитие еврейской культуры также и в СССР. Первые видели в этом временное решение на период, пока шлюзы еврейской эмиграции из СССР были закрыты, а вторые – «культурники-легалисты» считали этой задачей с долгосрочной перспективой и потому ради развития еврейской культуры в СССР были готовы на ограниченное сотрудничество с властями.

Впрочем, в годы подполья эти разногласия между течениями национального еврейского движения были не слишком выражены и касались скорее методов, чем реального содержания деятельности. Лишь в самом конце советской эпохи, в 1984-1989 годах, сторонники этих трех течений организационно оформились в рамках Сионистской федерации СССР («Иргун циони»), Ассоциации учителей иврита (Игуд Ха-морим) и полуофициальной Ассоциации еврейской культуры.

Ядром подпольных и полуподпольных еврейских диссидентских организаций и общинных объединений нового типа стала весьма быстро растущая, начиная с 70-х гг., группа «отказников». Речь идет о лицах, которым под теми или иными предлогами был запрещен выезд из СССР, власти которого, согласились в 1969 году, под влиянием внутренних обстоятельств и международным давлением, на изменение эмиграционной политики с целью убрать из страны небольшую, как они надеялись, группу «проблемных еврейских элементов», но быстро обнаружили, что потенциал еврейской эмиграции многократно превосходит их расчеты, и потому взяли курс на постепенное сокращение ее масштабов, практически перекрыв к 1980-1981 гг. официальные каналы еврейской эмиграции из страны. Общее число евреев-эмигрантов 1980 году было в 2,5 раза меньше, чем в 1979 году, когда еврейская эмиграция той волны из СССР достигла своего пика (более 51 тыс. человек). В 1981 году евреев-эмигрантов (около 9,5 тыс.) было уже более чем вдвое меньше, чем в 1980 году, и последующее пятилетие составляло от нескольких сот до чуть более тысячи человек в год.

Одновременно с этим административные власти продолжали принимать заявления на выезд, увеличивая тем самым число «отказников», и, соответственно, активистов еврейского движения в СССР. (Например, в Украине по данным партийных органов, в 1980 г. в такой деятельности участвовало около 80% евреев, получивших отказ). Однако, несмотря на противодействие властей в период с 1969 по 1988 год, страну покинули более 300 тыс. евреев и членов их семей.

Правда, непосредственно в Израиль прибыло менее 60% этих эмигрантов. Остальные направлялись в США, Канаду, Австралию или страны Западной Европы. Этот первоначально малозаметный феномен «отсева» (drop-outphenomenon) лиц, выезжающих из СССР с израильскими визами, приобрел значительные масштабы во второй половине 70-х гг.: в 1976 и 1977 гг. число советских евреев, эмигрирующих в страны Запада, сравнялось с числом репатриирующихся в Израиль (по 7-8 тыс. человек). В 1979 году, когда выезд советских евреев достиг пика, и в следующем 1980 году эмигрантов, предпочитавших другие страны, кроме Израиля, было уже вдвое больше репатриантов, а с новым оживлением еврейской эмиграции из СССР в 1987-1989 гг. «израильским каналом» для выезда в США и некоторые иные страны Запада воспользовалось 70-80% эмигрирующих советских евреев.

Второе поколение «русского» Израиля

Так или иначе, «алия 1970-х» принесла в Израиль более 170 тыс. репатриантов из СССР, увеличив тогдашнее еврейское население страны на 7-8 процентов. Но дело, разумеется, не только в численности этой группы. «Семидесятники», в массе своей, представители второго и третьего поколения русскоязычных евреев, в основном уже были продуктом их аккультурации в нееврейском советском обществе. Будучи евреями по происхождению и самоидентификации, они, были, в первую очередь, уже русскими по культуре. В их среде сохранялись лишь остатки традиционной культуры восточно-европейского еврейства, которая была, по сравнению с памятью о Катастрофе, сильным про-израильским компонентом, опытом жизни в стране государственного антисемитизма и системой модернистских ценностей, воспринимаемых окружением как «еврейские», далеко не главным элементом их особой еврейской идентичности.

Иными словами, представители второй массовой волны русскоязычной алии, по языку, культуре, а главное, своему русско-еврейскому самосознанию уже сильно разнились с теми евреями, которые прибыли из России и СССР в первой половине ХХ века и заложили фундамент еврейского национального очага в Палестине/Эрец-Исраэль. И потому, «двоюродные братья», которые после почти 50-летнего перерыва стали прибывать в Израиль, уже не воспринимались потомками «русских евреев» из «поколения основателей» в качестве «своих». Более того, вскоре оказалось, что культурно-политические элиты разных поколений «русских» евреев в Израиле серьезно расходятся и во взглядах на сущность и роль еврейского национального государства в эпоху постмодерна.

Классический сионизм «поколения основателей» (с точки зрения которого Израиль, во-первых, служит средством реализации права еврейского народа на национальное самоопределение, и, во-вторых, является «охраняемым убежищем» для преследуемых евреев) к моменту прибытия новой волны русскоязычных репатриантов был уже в состоянии кризиса. В первую очередь это коснулось идеологии «плавильного котла», уже мало релевантной в условиях мульти-культурности. Консервативная фракция «старых» элит «Первого Израиля» тогда все еще пытались найти решение внутри классической сионистской модели, в то время как «новые левые» выбросили постсионистский лозунг превращения Израиля из еврейского государства в ближневосточное «государство всех граждан».

Интеллектуальные и политические лидеры «русской» алии 70-х попробовали занять свое место в этом споре, предложив обществу концепцию «неосионизма». Подобно «классическим сионистам» эти лидеры по-прежнему считали Израиль центром еврейского мира, а сохранение еврейского характера государства является для них смыслом и способом его существования, но одновременно настаивали на сочетании принципов классического сионизма с творческим использованием в Израиле наследия еврейской, в данном случае, русско-еврейской, диаспоры в Израиле (ориентация на высокие стандарты образования, общей культуры и технического прогресса), а также «нового русско-еврейского национализма», стимулированного победой Израиля в Шестидневной войне[1]. В 70-е гг. ответом традиционных израильских элит «русским нео-сионистам» было «очень интересно, но спасибо, не нужно»; в свою очередь и эти последние, на фоне их вполне успешной профессиональной и социальной интеграции в израильское общество, были психологически готовы принять существующие правила игры[2]. Однако прибытие, начиная с сентября 1989 года, новой волны массовой русскоязычной репатриации меняет ситуацию едва ли не кардинальным образом.

«Третье поколение»

Борьба за эмиграцию и легитимацию сионистского движения, в ее (борьбы) классических формах завершилась в СССР в 1987 году. Символом ее в памяти многих остался многодневный «стихийный еврейский митинг» в израильском павильоне проходившей в том году очередной Международной московской книжной выставки. Начавшийся процесс демократизации ослабил идеологические препоны, власти легализовали деятельность еврейских культурных обществ и пересмотрели положение о въезде и выезде из страны (хотя в окончательной формулировке новый закон был принят только в 1991 году). В течение одного года более чем в четыре раза выросло число пожелавших выехать. В связи с отменой большинства ограничений, было удовлетворено подавляющее большинство таких ходатайств (97,6%). В пять раз уменьшилось число отказников, получивших долгожданную возможность уехать в Израиль.

С конца 80-х гг.прошлого века еврейское движение, в которое пришли новые лидеры и активисты, развивалось уже в иных формах, диктуемых новыми политическими условиями.

Заключение

С этого момента та часть истории евро-азиатского еврейства, начальной вехой которой стало письмо «18-ти семей», а завершающей – прекращение властями СССР еврейской эмиграции из страны накануне летней Московской олимпиады 1980 года, казалось бы, становится предметом исключительно академического интереса. Думается все же, что вопрос этим не должен ограничиваться. Не будем забывать, что именно активисты еврейского национального движения в СССР 70-х и 80-х гг. ХХ века выстроили те схемы и модели возрожденной этно-общинной самоорганизации, ставшие одним из базовых элементов инфраструктуры организованной еврейской жизни в СССР в эпоху Перестройки и постсоветских стран. И понимание этих моделей может многое объяснить в нынешних расколах и противоречиях интересов внутри и между еврейскими общинами стран бывшего СССР, а также предложить пути их преодоления.

Немалый интерес эта тема может представлять и для современного израильского общества, в сознании которого Алия 70-х практически потерялась в тени «большой Алии» 90-х и 2000-х годов. В свое время о ней говорили и писали немало, но сегодня, именно в израильском контексте вспоминают крайне редко. Хотя именно «семидесятники» (а также типологически близкие к ним «восьмидесятники», по сути, застрявшие в «отказе» представители той же категории) стали источником немалой доли политических, интеллектуальных, профессиональных и иных общинных элит «русского Израиля». Соответственно, не только история их борьбы за выезд, но и изучение и использование их опыта политической, культурной и профессиональной интеграции в самом Израиле может быть крайне продуктивным для понимания нынешнего состояния дел в израильском еврейском коллективе и определении возможных перспектив, причем эту работу не стоит откладывать, хотя бы потому, что время уходит: сегодня в стране живет не более четверти из почти 170 тыс. репатриантов из СССР.

Наконец, имеется и глобальный еврейский контекст этого вопроса. Еврейский мир сегодня находится в поисках объединяющего пункта, некоего консенсуса, который сможет поднять его над разногласиями по вопросам арабо-израильского конфликта, соотношения либеральных и консервативных ценностей, конкуренцией различных деноминаций иудаизма, оценками различных формам расового и политического антисемитизма и иными противоречиями. Три-четыре десятилетия тому назад таким консенсусом в еврейском мире и была борьба против дискриминации советских евреев и за их право на эмиграцию в Израиль и страны Запада.Изучение опыта и наследия алии 70-х и места, которое она занимала в обще-еврейской повестке дня, не исключено, что может помочь решить и данную проблему. В этом смысле у Евро-Азиатского еврейского конгресса, как у профильной региональной структуры Всемирного еврейского конгресса, и у его партнерских организаций явно имеется немалый простор для деятельности.


[1]Ze’ev (Vladimir) Khanin, “The Jewish Right of Return: Reflections on the Mass Immigration to Israel from the Former Soviet Union”, in Lustick, Ian and Lesch, Ann (eds.), Exile and Return:  Predicaments of Palestinian Arabs and Jews. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, pp. 183-203; Л Беленькая и Б. Зингер. Наперекор: Еврейское национальное движение в СССР и его идеология. Минск: Мет, 2004. Сс. 155-171.
[2]Нудельман, Рафаил. «Попытка обновления сионизма: между алией 70-х и алией 90-х». Евреи СССР на перепутье, №4 (19), (2000)67-84 [на иврите].
40833014933_822937b13b_k

Глава академического совета (Academic Chairman) ИЕАЕИ, преподаватель политических наук и социологии современных еврейских общин Университетов Ариэль и Бар-Илан, Израиль