Skip to content
Euro-Asian Jewish (EAJ) Policy Papers, No 48 (2 January 2023)
Литература на идиш как зеркало и инструмент русско-еврейской идентичности
Источники фото: Газета ЕАО, Газета Обзор, Виртуальные выставки

 

Резюме. Несмотря на уже завершившийся языковой сдвиг восточно-еврейского еврейства (переход со своего этнического языка – идиша на русский) и консолидацию русскоязычного еврейства в особую этнолингвистическую группу в составе еврейского народа, литература на языке идиш, остается существенным фактором их идентичности. Кроме того, русскоязычные евреи играют сейчас ведущую роль – как в творческом, так и в организационном смысле — в литературе на идише в целом. При этом идиш и созданная на нем в Израиле и еврейской диаспоре культура равно символизируют не русскую и не израильскую, а именно еврейскую составляющую в современной многоуровневой идентичности русскоязычного еврейства.


Литература на языке идиш, несмотря на уже завершившийся языковой сдвиг восточно-еврейского еврейства (переход со своего этнического языка на иной язык, в конкретном случае – с идиша, которым хотя бы частично владеют менее 10% этой группы, на русский) и консолидацию русскоязычного еврейства в особую этнолингвистическую группу в составе еврейского народа, остается существенным фактором их идентичности. Кроме того, русскоязычные евреи играют сейчас ведущую роль – как в творческом, так и в организационном смысле — в литературе на идише в целом. Представляется возможным назвать три основных причины этого явления:

Именно Восточная Европа, в которой сформировалось и отчасти продолжает проживать до сих пор русскоязычное еврейство, была на протяжении многих поколений тем регионом, в котором была сконцентрирована основная масса ашкеназских евреев и где они составляли заметный процент населения. Большая часть фольклорных произведений на идише возникла в Восточной Европе и изначально была подвержена серьезному славянскому языковому влиянию. Новая литература на языке идиш была создана на протяжении XIX – первой половине ХХ века также в Восточной Европе или выходцами из Восточной Европы. При этом она была изначально теснейшим образом связана как со славянскими языками в их устной форме, так и с русскоязычным литературным творчеством, в том числе с русско-еврейской литературой.

Соответственно Восточная Европа воспринимается и теми пишущими на идише современными литераторами, которые никогда там не были и не владеют славянскими языками, в качестве коллективного «OldHome» восточноевропейского еврейства и виртуальной Родины литературы на идише (достаточно упомянуть хотя бы название популярного четырехязычного – английский, польский, немецкий и иврит – интернет-сайта Музея истории польских евреев «Virtual Shtetl», в котором приводится информация не только по истории еврейских общин на территории современной Польши, но и практически по всей территории Восточной Европы).

Само по себе это обстоятельство как бы превращает родившихся в бывшем СССР литераторов, пишущих на идише, в «естественных продолжателей» литературных традиций восточноевропейских евреев. Восприятие их творчества на идише как чего-то особо «аутентичного» связано с тем фактом, что они родились и выросли «на пепелище» уничтоженной Холокостом восточноевропейской ашкеназской цивилизации, а не в тех странах, в которых восточноевропейские евреи обосновались в результате массовой эмиграции конце XIX – первой половины ХХ века, и данное обстоятельство дает о себе знать как в языке, так и в тематике их произведений.

Однако речь в этой статье идет не об уроженцах Восточной Европы в целом, а конкретно об уроженцах бывшего СССР. Поэтому, помимо скорее эмоционального, чем прикладного восприятия Восточной Европы, как виртуальной Родины литературы на идише, чрезвычайно важна специфика советской этнолингвистической политики в отношении евреев. В то время, как отношение советских властей к идишу колебалось от активной поддержки до замалчивания и постепенного вытеснения, их отношение к ивриту было изначально открыто враждебным, что привело уже в конце 20х годов прошлого века к исчезновению каких бы то ни было легальных возможностей как для продолжения литературного творчества на этом языке, так и для его изучения в СССР. Это превратило литературное творчество на идише, по выражению Хонэ Шмерука в «единственную, доступную советским евреям возможность национального самовыражения» и способствовало закреплению за ним роли важного фактора национальной идентичности советских и постсоветских евреев, уже не владеющих языком идиш. Литература же на иврите, когда активно развивавшая в России, превратилась для поколений евреев, родившихся в СССР, в проявление культуры, связанной с Государством Израиль и сионизмом, но не с аутентичной для них восточноевропейской еврейской идентичностью.

Говоря конкретно об авторах, продолжающих создавать свои произведения на идише в ХХI веке, следует иметь в виду, что значительная часть тех из них, кто занимает в ключевые позиции в современной литературе на идише, получили профессиональную литературную подготовку в позднесоветский период, в первую очередь в группе «Идиш» Высших Литературных Курсов при Литературном Институте им. М.Горького в Москве, которые были организованы бессменным главным редактором журнала «Советиш геймланд» Ароном Вергелисом и финансировались советскими властями. Среди выпускников группы «Идиш» (она набиралась дважды) были Лев Беринский, Борис Сандлер, Михаил Крутиков, Моисей Лемстер и автор данной статьи.

Другие писавшие на идише советские авторы, принадлежащие к поколению, родившемуся в конце 40-х – 50-х года, публиковались в платившем гонорары (в отличие от современных литературных изданий на идише) солидном ежемесячном журнале «Советиш геймланд», органе Союза Писателей СССР. Первые книги двоих из них – Льва Беринского и Бориса Сандлера были изданы в московском издательстве «Советский писатель» за счет советского государства. Эта специфическая для СССР ситуация, вызванная готовностью советского режима в последние десятилетия его существования вложить некоторые средства в поддержание хотя бы фасада еврейской советской культуры (при полном отсутствии преподавания идиша в школа на большее уже не приходилось рассчитывать), несомненно, способствовала их профессионализации.

Нынешняя востребованность литературы на идише в качестве элемента этнической идентификации определенных групп еврейского народа, причем отнюдь не только русскоязычных евреев, вызвана не ностальгией по советскому прошлому, а тем обстоятельством, что, будучи этническим еврейским языком, идиш одновременно с этим, в отличие от иврита, является и языком европейским – как с точки зрения генетической, так и с точки зрения своего традиционного географического распространения. Язык идиш и созданная на нем богатая светская культура, являющаяся национально-еврейской и европейской одновременно, в состоянии служить в качестве символа альтернативной как по отношению к новому (во всяком случае для сохраняющих русский язык как свой основной или один из основных языков евреев) ивритско-ближневосточному, так и по отношению к традиционно-религиозному (каковой для большинства современных русскоязычных евреев тоже является если не новым, то очень «хорошо забытым старым») типам еврейской идентичности – как Диаспоре, так и в Государстве Израиль.

Попытка поиска европейских параллелей этому, казалось бы, специфически еврейскому культурно-идентификационному явлению неизбежно заставляет вспомнить о целом ряде национальных литератур, создаваемых сейчас на языках, которыми уже не владеют в полной мере или даже не владеют вообще большинство представителей соответствующих этносов. Литературы на некоторые из этих языков – например, ирландском, баскском и белорусском — пользуются поддержкой со стороны государственных органов. Функционирование литератур на других — например, бретонском и окситанском – поддерживается исключительно общественными организациями. В таких случаях, как современные литературы на мэнкском и корнском языках, речь идет о сравнительно небольших группах энтузиастов, пытающих ревитализировать их. Однако все эти литературы востребованы в качестве символов соответствующих этнических идентичностей.

В отличие от перечисленных миноритарных европейских языков и их литератур, идиш и создаваемая на нем в XXI веке литература нигде не могут служить в качестве символа этнической идентичности большинства. В Государстве Израиль, где евреи составляют абсолютное большинство населения, место национального языка – как на уровне повседневной языковой практики, так и на уровне этнического символа – прочно занимает иврит. Однако, возвращаясь к русскоязычному еврейству, следует подчеркнуть, что сам факт его формирования как особой субэтнической/этнолингвистической группы является продолжением многовековой традиции многоступенчатости еврейской идентичности и ее традиционного многоязычия.

Идентификационно-лингвистическая специфика этой лишь недавно сформировавшейся субэтнической группы еврейского народа состоит в том, что «своими» языками для нее являются и иврит, и русский, и идиш.

Первый – как общий для всех евреев язык древней национально-религиозной традиции (а также, в последние десятилетия, как язык меж-общинной, а для младшего поколения и внутриобщинной коммуникации членов живущей в Израиле самой большой на сегодняшний день этно-гражданской группы транснациональной русско-еврейской диаспоры).

Второй – как основной разговорный и литературный язык данной общности, а третий – как язык исторически недавнего прошлого русскоязычного еврейства, объединяющий его в единое историко-культурное целое с другими новыми субэтническими группами преимущественно ашкеназского происхождения, в первую очередь – с англоязычным и испаноязычным еврейством, а также с ивритоязычными ашкеназскими евреями Израиля. При этом идиш и созданная на нем культура символизируют не русскую и не израильскую, а именно еврейскую составляющую в современной многоуровневой идентичности русскоязычного еврейства.

148842_159133060790321_99042_n

Директор издательских проектов ИЕАЕИ, еврейский поэт (идиш), этнограф, переводчик и литературовед, преподаватель языка и культуры идиш в Университете Ариэль в Самарии. В 2009-2010 гг. — исполнительный вице-президент Российского еврейского конгресса.