Еврейская политика и еврейская культура в позднем СССР и их наследие: к 75-летию уничтожения ЕАК

Ликвидация Сталиным Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) в ноябре 1948 г. стало формальным началом политики советского государственного антисемитизма. С этого момента в СССР исчезла легальная еврейская политика, которая в современных ее формах существовала в этой стране на протяжении более полувека. Это же событие разорвало существовавшую прочную связь между легальной еврейской политической жизнью и легальной еврейской культурой. Если последняя начала возрождаться в более-менее легальных формах уже в середине 1950-х гг., то легальная еврейская политическая субъектность ушла в подполье, и вновь появилась лишь в конце 1989-х гг., в рамках еврейского общинно-культурного возрождения в перестроечном СССР. С тех пор и по настоящее время постсоветское еврейство находится в поисках оптимальной модели своей политической самоорганизации. Одной из наиболее успешной оказалась политико-культурная платформа, близкая идеям автономизма, сформулированным в начале ХХ в. С. М. Дубновым, и именно эти идеи постепенно начали задавать тон в постсоветских общинах в конце ХХ – начале ХХI в.

Исполнился 71 год со дня расстрела 12 августа 1952 года в подвалах НКВД 13 из 15 членов президиума Еврейского антифашистского комитета СССР – выдающихся деятелей советской науки, культуры и искусства. Ликвидация Сталиным ЕАК в ноябре 1948 г.  (что знаменовало начало политики советского государственного антисемитизма) не только поставила точку в существовании легальной еврейской политики в СССР, но и пресекла всю непрерывную линию существования еврейской политики в этой стране в современных формах на протяжении более чем полувека, а также существования  многовековой еврейская политической субъектности в большей части тех регионов Восточной Европы, которая начиная с последней трети ХVIII века была, с недолгими перерывами, частью Российской империи и ее государств-наследников.

Еврейская политика и еврейская культура

Еврейская политическая самоорганизация в Восточной Европе в позднем Средневековье и раннем Новом времени существовала в форме таких институтов как еврейские самоуправляемые общины, различные братства, религиозные движения и активность штадланов (влиятельных евреев-лоббистов при феодальных дворах). С конца XIX века и вплоть до середины 1920-х гг. в Российской империи и раннем СССР институциональные формы легальной еврейской политической жизни включали еврейские политические партии; религиозные, общественные, культурные, образовательные и благотворительные организации; модернизированные общинные институты; еврейскую прессу и т.д. Все эти институции стали своего рода заменой инфраструктуре традиционных общин. [1]

В СССР в период с середины 1920-х гг. и вплоть до кризиса рубежа 1948 – 1949 гг., вызванного государственным антисемитизмом, продолжала существовать еврейская политика и политическая субъектность советских евреев. В этот период, с одной стороны, еврейские политические партии самораспустились или оказались под запретом, традиционные общинные институты были планомерно уничтожены или почти уничтожены, зато в качестве новых политических институтов появились такие организации как Комзет и Озет, а также возникли территориальные самоуправляемые автономии в диапазоне от Еврейской автономной области до отдельных национальных поселковых и сельских советов. Последней организацией, отстаивавшей политическую субъектность еврейского населения в СССР, был Еврейский антифашистский комитет и его газета «Эйникайт».

Расправа над Еврейским антифашистским комитетом в ноябре 1948 г. как было сказано, на первый взгляд поставила точку в этой ранее почти непрерывной политической традиции. Кровавое государственное насилие конца 1940-х гг. не только уничтожило «еврейскую политику» в каком бы то ни было виде, но и разорвало существовавшую до этого прочную связь между легальной еврейской политической жизнью и легальной еврейской культурой. Этот разрыв был принципиально новым явлением, так как с момента своего появления в России, то есть с конца ХIХ в., светская еврейская культура современного типа было неразрывно связана с политическими задачами, а часто им подчинена. Крупнейшие деятели еврейской культуры были одновременно политическими деятелями. Вот несколько примеров:

Писатель и фольклорист С. А. Ан-ский был, прежде всего, профессиональным революционером, одним из создателей эсеровской партии, также как его друг, «отец идишизма» Хаим Житловский, который также участвовал в создании различных еврейских политических партий и движений. Основатель рабочего сионизма Бер Борохов был одновременно создателем первой крупной антологии поэзии на идише и заложил основы современной лингвистики идиша. Интерес историка Семена Дубнова к прошлому прямо вытекал из его идеалов автономизма, которые он воплотил, создав либеральную Фолкспартей (Народную партию). Крупнейший еврейский писатель Шолом-Алейхем неоднократно участвовал в сионистских конгрессах. Создатели киевской «Культур-Лиги» были в тоже время активистами различных еврейских политических партий.

Число примеров может быть без труда умножено. Верно и обратное: политические партии и партийная пресса внесли огромный вклад в становление еврейской литературы и искусства в Российской империи в конце ее существования и в раннем СССР.

Политика и культура

Еврейская культурная жизнь в СССР была уничтожена примерно тогда же, когда и легальная еврейская политическая самоорганизация, но в отличие от последней, начала возрождаться в более-менее легальных формах уже в середине 1950-х гг. Это возрождение добилось достаточно значительных успехов уже к началу 1960-х гг., причем сразу на двух языках – на идише и на русском: стал выходить журнал «Советиш Геймланд», значительными тиражами издавались книги советских еврейских писателей и классиков еврейской литературы на идише, а также в переводах на русский.

До разрыва дипломатических отношений с Израилем в 1967 г. в «оттепельном» СССР выходили даже переводы с иврита, отражавшие современное состояние израильской литературы. В те же годы в советском искусстве присутствовало несколько ярких еврейских художников, обращавшихся в своем творчестве к национальным темам и национальным мотивам. Еврейский театр удалось возродить только в 1977 г., но задолго до этого на эстраде появились еврейские концертные коллективы и отдельные солисты. В самом массовом сегменте книгоиздания – детской литературе – мало кто из авторов мог потягаться количеством книг и тиражами с еврейскими поэтами Львом (Лейбом) Квитко и Овсеем (Шике) Дризом. По существу, единственный сегмент довоенной еврейской инфраструктуры, который не удалось возродить, было еврейское образование.

Было и иное важное отличие от предыдущего периода: существовавшее до 1948 г. тесное взаимодействие советской еврейской культуры с советской еврейской политикой, за неимением последней, также восстановлено не было. В СССР с конца 1950-х гг. до конца 1980-х гг., в условиях «оттепели» и последовавшего за ней «застоя», еврейская культура (прежде всего, литература) вернулась в легальное поле, но легальная еврейская политика практически полностью перестала существовать. Еврейская автономная область, рудимент советской национальной политики 1930-х гг., давно перестала восприниматься как что-то специфически «еврейское» и властью, и еврейским населением СССР.

Возникший одновременно и долгие годы существовавший в неразрывном единстве симбиоз двух продуктов модернизации евреев Восточной Европы – еврейской культуры и еврейской политики был разрушен в последние десятилетия существования СССР. В легальном поле еврейская культура не только перестала быть производной от национальной политики, но до известной степени заменила ее собой. Это была принципиально новое явление местной еврейской жизни, в некотором смысле повторяющей характерное российское явление, где культура (в первую очередь, литература) нередко функционировала как субститут политики. Достаточно вспомнить, как русская литература и литературная критика в XIX в. заменяла в Российской империи отсутствующую публичную политическую жизнь.

Важным, хотя и незапланированным, продуктом «оттепели» стало появление культурного андеграунда или «второй культуры», в том числе неподцензурной еврейской культуры. Уже сам факт противостояния власти означал возвращение культурной активности в политическую сферу. Характерно, что еврейский андеграунд, например, ленинградское объединение еврейских художников «Алеф», не устраивал власти и политически, и эстетически. [2]

Одновременно с еврейской «второй культурой» с конца 1960-х гг. в СССР снова появилась еврейская политика как таковая в виде неподконтрольного властям еврейского движения. Независимое еврейское движение с самого начало было представлено взаимосвязанными и взаимодополняющими течениям «политиков», главной целью которых была борьба за свободу выезда из СССР, и «культурников», видевших своей задачей также возрождение свободной от государственных ограничений еврейской культуры. (Данные процессы уже нашли достаточно подробное освещение в научной литературе).[3]

Таким образом, связка «еврейская политика – еврейская культура» оказалась снова восстановлена, но уже в андеграунде. Парадоксальным образом упрочение связи культуры и политики в 1960 – 1980-х гг. в андеграунде напоминало ситуацию 1920-х гг., с той только разницей, что теперь это происходило не благодаря государству, а категорически вопреки ему[4]. Парадокс, впрочем, кажущийся. Революционная советская власть видела в художественном авангарде оплот своей культурной политики и обладало развитой программой национального строительства, консервативная советская власть эпохи «застоя» старалась в лучшем случае не замечать ни национальных, ни культурных проблем. Национальное еврейское движение и «второй авангард» (как иногда называют литературу и искусство позднесоветского андеграунда) «нашли» друг друга, также как революционное преобразование форм еврейской жизни и авангард «нашли» друг друга в первое послереволюционное десятилетие. Существенно, что и на персональном, и на институциональном уровне эти две стороны еврейского движения, культурная и политическая, естественным образом перетекали друг в друга, представляли собой не «две стороны одной медали», а своего рода «ленту Мёбиуса».

К началу 1970-х гг. и легальная советская еврейская культура, и нелегальное еврейское движение, как политическое, так и культурное, были в основном отстроены и в таком виде они просуществовали вплоть до перестройки. [5]

В позднесоветские годы для абсолютного большинства еврейского населения легальная еврейская культура была единственно возможной формой национальной жизни. Еврейская неподцензурная культура была доступна только меньшинству (преимущественно в больших городах) и теснейшим образом связана с политической активностью. Отношение деятелей еврейской неподцензурной культуры к легальной еврейской культуре было очень различно. Одни считали, что легальная культура настолько скомпрометирована взаимодействием с властью, что отказывали ей в праве на существование, умудряясь не замечать, что в легальном поле вполне открыто существует то, что одновременно культивируется в андеграунде как что-то сугубо запретное. Другие деятели еврейского культурного андеграунда на персональном уровне взаимодействовали с «советской еврейской культурой», например, с редакцией журнала «Советиш геймланд», и даже пытались (впрочем, безуспешно) добиться легального институционального статуса. Позднесоветская еврейская культурная жизнь, как легальная, так и андеграундная, представляла собой континуум, в котором, пусть не на прямую, но разные полюса оказывались соединены множеством связей.

Политическое еврейское движение ставило перед собой, в первую очередь, достаточно узкую и конкретную цель – свободный выезд из СССР. Вариантов «еврейской культуры», как легальных, так и неподцензурных, было гораздо больше, при этом часть из них существовала не в актуальной действительности, но в памяти и воображении. У различных акторов еврейского движения были представления, часто идеализированные, о различных вариантах еврейской культурной жизни – от советской культуры на идише образца 1930-х гг. или культуры современного Израиля до легендарных литовских иешив или хасидских дворов.

Все существовавшие на закате советского режима модели еврейской культуры, как легальные, так и нелегальные, как реально существующие, так и воображаемые, в той или иной степени повлияли на формы еврейского политического и культурного строительства на постсоветском пространстве и за его пределами, поэтому вынесенный в заголовок статьи вопрос о «моделях еврейской культуры в СССР накануне его распада» является ключевым для понимания того, как происходило структурирование еврейской политической и социальной жизни на постсоветском пространстве.

Для того, чтобы завершить описание того, как было структурировано пространство еврейской культуры в СССР в интересующий нас период, существенно отметить пять обстоятельств.

Во-первых, в условиях отсутствия гражданского общества и постоянного государственного давления еврейские культурные институты были слабы и немногочисленны, а потому культурное поле было слабо структурировано, то есть между различными моделями существовало множество переходных и гибридных форм.

Во-вторых, легальная и нелегальная формы существования еврейской культуры не были разделены непроницаемым барьером. Одни и те же люди были в той или иной степени активны по разные стороны границы, разделяющей легальное и заведомо нелегальное. В позднесоветской жизни, в том числе еврейской, существовала большая, и все время расширявшаяся «серая» зона, которая не одобрялась властью, но и не запрещалась ею.

В-третьих, описываемый период (конец 1950-х – середина 1980-х гг.) достаточно продолжителен, а пространство Советского Союза было достаточно гетерогенно в политическом и культурном отношении, поэтому множество вариантов еврейской культуры в позднесоветском СССР были локализованы в пространстве и во времени, характерны только для определенного периода и/или региона.

В-четвертых, СССР после Второй мировой войны не осталось компактных поселений с численным преобладанием еврейского населения, какими были, например, местечки «черты еврейской оседлости». Большая часть еврейского населения покинула территорию традиционного расселения и переместилась в города, в том числе, в мегаполисы. Часть региональных центров и малых городов, в которых издавна существовали еврейские общины, сохранили еврейское население, но и в них оно из локального большинства превратилось в более или менее заметное меньшинство. Повсеместное превращение еврейского населения в локальное меньшинство в каждой точке своего проживания означало, что евреи в гораздо большей степени, чем начале ХХ века, оказались вовлечены в различные формы культурной жизни окружающего нееврейского населения, как легальной, так и андеграундной (в больших городах), и строили свою культуру по этим «общесоюзным» лекалам.

В-пятых, на закате советского режима «железный занавес», прежде практически непроницаемый, стал стремительно «ржаветь». В образовавшиеся «прорехи» активно, хотя и бессистемно, проникали различные источники информации и артефакты еврейской культуры, прежде всего из Израиля и США, что также сложным образом влияло на модели еврейской культуры в позднем СССР.

В этом анализе, говоря о моделях еврейской культуры, я ограничиваюсь только ашкеназами. Пути модернизации, а значит и формы модерной культуры у бухарских, горских и грузинских евреев были во многом иным, а значит об их культуре в позднесоветский период следует говорить отдельно.

Еврейское общинно-культурное возрождение в конце и после СССР

Вся история СССР в ХХ веке может быть описана как процесс брутальной модернизации. Очевидно, что трагические события революции, коллективизации, индустриализации, террора и войн привели к массовому и болезненному разрыву большинства советского населения с культурой своих ближайших предков. И все-таки, можно утверждать, что советские евреи претерпели в течение ХХ века культурный сдвиг более мощный, чем большинство крупных народов СССР. Например, русские из преимущественно сельского населения превратились в течение ХХ века в преимущественно городское, но не утратили русский язык и сохранили способность читать и более или менее понимать ключевые тексты русской культуры, созданные в XIX в. или даже раньше. Эта культурная преемственность была санкционирована государством и поддержана школьным образованием. В тоже время за полвека или чуть более долгий срок все еврейское население претерпело стопроцентный языковой сдвиг, перейдя с идиша на русский язык. В 1897 г. по данным всероссийской переписи 94% еврейского населения назвало родным языком еврейский, то есть идиш. Через семьдесят лет число носителей идиша уже не превышало 15% от общей массы еврейского населения, а число тех, кто им пользовался в быту и, тем более, как языком культуры и литературы, стремилось к нулю. Такой быстрый и полный языковой сдвиг – достаточно редкое явление.

К языковому сдвигу можно добавить выпадение значительного большинства советских евреев за одно-два поколения из традиционных сфер занятости, из системы религиозных и традиционных верований, массовую миграцию из регионов компактного старожильческого проживания, а также полное замещение еврейской культуры (как религиозной, так и светской) русской в ее советском изводе.

Казалось бы, такая полная замена языка и всех традиционных форм жизни должно было привести к полному исчезновению любых форм автономной еврейской культуры, однако то, что то, что эти изменения произошли так стремительно, означало сохранение, по крайней мере, на уровне памяти, представлений, пусть фрагментарных и фантомных, о существовании «своей», то есть «особенной», еврейской культуры. Еврейское население Российской империи было достаточно гетерогенно в культурном отношении уже накануне революции. ХХ век только усилил эту гетерогенность. К моменту крушения СССР эта гетерогенность еще больше усилилась. Культурный опыт евреев – жителей малых и средних городов на западных окраинах СССР существенно отличался от культурного опыта жителей мегаполисов и индустриальных центров.

Культурный багаж евреев «основной» советской территории был качественно иным в сравнении с культурным багажом евреев, проживавших на территориях, аннексированных СССР в 1939-40 гг. Более того, отличался не только сам опыт, но и его оценка, представление о том, что в этом опыте было ценным (usable past), а что не представляло никакой ценности. Даже те, кто не располагал личным еврейским опытом, сохраняли устойчивое представление о том, что есть какая-то «еврейская культура», которой они лишены. Это представление могло опираться на семейные нарративы или на прочитанные книги, оно могло быть туманным или отчетливым, реалистичным или вполне мифологизированным – самое главное, оно было. В минимальном варианте оно могло быть «негативным»: я ничего не знаю о еврейской культуре, религии, языке, но я уверен, что они существенно отличаются от культуры, религии, языка окружающего меня большинства. Задача «вернуть» себе эту культуру выглядела вполне насущной. Для этого «возвращения» в тот момент, когда это стало возможно, то есть в Перестройку и поздней, в свою очередь понадобилась община и ее разнообразные институции.

Перемены, охвативших советское, а затем постсоветское пространство во время перестройки и далее, были вызваны ощущением глобального исторического тупика, в который попало все население СССР, однажды свернув «не туда». Преобразования в основном шли под девизом, лапидарно выраженным в названии фильма режиссера Ст. Говорухина «Россия, которую мы потеряли». Эти преобразования во многом происходили под влиянием идеи о том, что нужно вернуться на ту «историческую развилку», с которой мы все «пошли не по той дороге». При этом определение этой «развилки» и предшествующего ей «золотого века» у разных групп населения было совершенно различно.

Сказанное справедливо и для разных групп еврейских активистов, которые проектировали будущее на основе различных представлений о usable past, почти всегда мифологизированным. Характерно, что предъявление этих моделей «будущего через прошлое», их конкурентная борьба происходила в появившихся в Перестройку «первых ласточках» еврейского возрождения – многочисленных обществах еврейской культуры. Обращает на себя внимание то, что в очередной раз общинное строительство и, шире, еврейская политическая жизнь проявились под вывеской «культуры».

Перечислим основные позиции (чаще всего непоследовательные и гибридные), предъявленные в этот период. Большинство из них, как показала практика, оказалась мало пригодны для тех политических задач, которые предстояло решать постсоветским еврейским общинам.

На рубеже 1980-90-х гг. еще были активисты, которые всерьез считали, что СССР свернул «не туда» в еврейском вопросе в 1938 – 1948 гг., закрыв сначала школы с преподаванием на идише, а потом любую еврейскую культурную активность на этом языке. Утопический проект возвращения в «Советский Идишланд» в чем-то напоминал сионистскую утопию, в радикальном варианте которой еврейская история прекратилась после восстания Бар Кохбы и снова возобновилась с возникновением первых еврейских поселений в Палестине в конце XIX в. Проблема была в том, что идиш и культура на идише перестала восприниматься и в позднем СССР, и за его пределами как основа еврейской жизни. Эта платформа (впрочем, как и все остальные) рассчитывала на то, что «заграница нам поможет». Однако ресурсы зарубежных идишистских организаций, прежде всего, американских, были не очень велики. Кроме того, возрождение «советского идишизма» требовало активной созидательной позиции властей в еврейском вопросе, о чем в новых условиях речи быть не могло. Наконец, сторонники этого варианта были людьми пожилого возраста. Тем не менее не следует недооценивать влияние «неоидишизма». Он был малозаметен в Москве и Петербурге, но сыграл существенную роль в переходный период конца 1980-х – начала 1990-х в регионах со значительной долей «традиционного», то есть говорящего на идише еврейского населения – прежде всего, в юго-западной Украине и Молдове.

Широко были представлены различные варианты еврейского неоромантизма, идеализирующие различные элементы еврейского прошлого от хасидских дворов до литовских иешив. Они были представлены маргинальными, но решительными группами, которые искали ответы в основном в религиозном пространстве и достаточно быстро слились с институализированными религиозными общинами, как правило, ортодоксальными, как в бывшем СССР, так и за его пределами.

Самая многочисленная, сплоченная, активная и пользовавшаяся наибольшим успехом группа еврейских активистов вышла из андеграунда и ориентировалась на иврит и Израиль, точнее на свои представления о нем. Эти активисты на недолгое время захватили лидерство в формирующихся общинах и еще быстрей его потеряли, так как в течение нескольких лет реализовали цели своей борьбы и покинули советское / постсоветское пространство. За рубежом, прежде всего в Израиле, их опыт общинного и культурного строительства, приобретенный в андеграунде, также оказался мало релевантным ситуации и, как следствие, мало востребованным.

В результате самой успешной оказалась политико-культурная платформа, близкая идеям автономизма, сформированным в начале ХХ в. С.М. Дубновым. Если автономизм в свое время был достаточно малочисленным и не особенно влиятельным движением, то в конце ХХ – начале ХХI в. идеи близкие к автономизму стали постепенно задавать тон в постсоветских общинах, о чем речь пойдет ниже.

Основной проблемой для всех групп активистов стало то, что произошедшие перемены полностью обнулили ту повестку, которая вдохновляла их на многолетнюю борьбу как легальную, так и нелегальную: с горизонта исчезли те задачи, которые были на острие еврейской политики в предыдущие десятилетия. Так, борьба за свободу выезда потеряла смысл с обретением этой свободы; борьба за фактическое, а не только формальное равноправие (возможности поступать в любые вузы, карьерный рост) потеряла смысл с момента исчезновения государственного антисемитизма. А возможность построения любых общинных институтов, включая религиозные, культурные, образовательные, благотворительные была полностью открыта, при доброжелательном нейтралитете и, иногда, поддержке властей.

Еще одно специфическое требование касалось специально языкового вопроса. Советский режим был не против развития еврейской культуры, но только на еврейском языке, то есть на идише, подобно тому, как культуры всех остальных советских народов функционировали на национальных языках. Между тем, ко второй половине ХХ в. основным языком евреев в СССР стал русский, не говоря уж о том, что русский (наряду с ивритом и идишем) стал легитимным языком еврейской печати и литературы еще во второй половине XIX в. Также, еще с 1920-х гг., иврит был почти под полным запретом в Советском Союзе. В условиях Перестройки и далее власть отказалась от вмешательства во внутреннюю, в том числе языковую, политику еврейских общин, соответственно русский как основной язык еврейской печати, науки, образования и иврит как язык Израиля, а также статусный язык-символ, вернули себе права гражданства на «еврейской улице».

Еще одной проблемой для формирующихся еврейских общин стал импорт моделей общинного строительства, привнесенный на постсоветское пространство американскими и израильскими благотворительными организациями. Патронируя еврейское население на территории бывшего СССР, зарубежные доноры категорически отказывали этому населению в какой-либо субъектности, а опыт и амбиции местных активистов склонны были считать ничтожным.  Всё это привело к череде затяжных однотипных конфликтов, сотрясавших еврейские общины в 1990-2000-е гг. на всем постсоветском пространстве. Сами эти конфликты, их типология и закономерный характер, представляют интересный материал для особого исследования в духе Colonial and Postcolonial Studies, что выходит за рамки данной статьи. В наиболее радикальных случаях в общинах происходило удвоение и даже утроение всех общинных структур за счет того, что в одни структуры были созданы и поддержаны внешним донором, другие опирались на местный ресурс и местную традицию, а третьи – на религиозную общину, которая часто оказывалась в этом затяжном конфликте третьей, независимой силой.[6]

И все-таки, повторюсь, основной проблемой стала смена задач, которые новая эпоха поставила перед всеми акторами еврейского социального, культурного и политического движения. Главная перемена состояла в том, что впервые за много десятилетий культурные задачи отступили на второй план по сравнению с социальными, прежде всего, благотворительными. Можно сказать, что на новом уровне произошел откат в глубокий XIX в., когда главным содержанием жизни еврейских общин было поддержание социально слабых слоев через систему благотворительных обществ и братств. Можно рассматривать это преобладание социального над культурным как еще один признак глубокой архаизации всех сторон жизни на постсоветском пространстве в первые кризисные десятилетия после распада СССР. Опыта социальной работы ни в легальной, ни в нелегальной советской еврейской жизни не было ни у кого, таким образом предыдущий опыт оказался мало востребованным.

Назад, к автономизму?

Ситуация стала меняться уже в середине 2000-х годов, когда в общинной жизни на постсоветском пространстве появились уже не внешние, а внутренние источники финансирования, связанные с крупным бизнесом, сформировавшим целый ряд фондов, таких как Российский еврейский конгресс, Российский еврейский конгресс в Санкт-Петербурге, Евро-Азиатский еврейский конгресс, фонд “Genesis” и т. п. Аналогичные фонды, связанные с крупным капиталом, стали действовать в интересах постсоветской вторичной диаспоры за рубежами бывшего СССР. Эти фонды (с учетом изменившегося времени) воплотили еще одну, казалось бы, наименее популярную политическую и культурную платформу – автономизм в его петербургском элитистском изводе.

Автономизм в версии С.М. Дубнова должен был не допустить в процессе грядущей эмансипации евреев Российской империи тех ошибок, которые были допущены евреями Европы в процессе обретения ими полноты гражданских прав: европейские евреи, по мнению Дубнова, в процессе получения равноправия растеряли еврейскую идентичность и еврейскую культуру, ассимилировались и аккультурировались. Согласно Дубнову основой существования евреев в диаспоре должна стать самоуправляемая светская еврейская община, которая за счет самообложения финансирует культурные институции необходимые для поддержания национально-культурной идентичности как самостоятельной духовной ценности.

На практике идеи Дубнова удалось воплотить лишь частично и не за счет всеобщего самообложения, а за счет крупных меценатов, поддерживавших еврейские культурные и образовательные институции нового типа, такие, например, как Еврейское историко-этнографическое общество или Курсы востоковедения барона Гинцбурга. Характерно, что за каждым таким начинанием стояли очень состоятельные люди, жившие в Петербурге, Москве и Киеве, которые спонсировали именно светские культурные инициативы, функционировавшие, главном образом, на русском языке и на иврите. Они в духе традиции продолжали поддерживать традиционные социальные инициативы (помощь сиротам, беднякам и т. д.) и религиозные институции, но впервые стали целенаправленно финансировать такое принципиально новое явление как секулярная современная еврейская культура.

Эта модель развития культуры привела к результатам, живо напоминающим успехи культурного строительства в начале ХХ в. – создание еврейских музеев, научных и образовательных центров, издательств. С одной стороны, начиная со второй половины 2000-х еврейская культура на территории бывшего СССР стала достаточно автономной, ориентированной на собственные внутренние ресурсы и традиции, что, кроме всего прочего, позволило ей на равных вступить в равноправный диалог с еврейскими общинами во всем мире. С другой стороны, в такой модели развития еврейской культуры можно увидеть еще одно проявление архаизации жизни на постсоветском пространстве, стихийное возвращение в условия «дикого» капитализма, напоминающего условия начала ХХ в.: низкий уровень развития гражданского общества, высокий уровень имущественного расслоения. Сходные причины с необходимостью порождают сходные результаты.

Подводя промежуточные итоги, можно сказать, что не смотря на высокий уровень внешних влияний, еврейское политическое и культурное строительство в позднем СССР, на постсоветском пространстве и за его пределами оказалось закономерным продуктом всей российской еврейской истории, в том числе ее позднесоветского этапа.

[1] Eli Lederhendler, The Road to Modern Jewish Politics. Political Tradition and Political Reconstruction in the Jewish Community of Tsarist Russia (Oxford: Oxford University Press, 1989)
[2] Арефьевский круг / Сост. Любовь Гуревич. — СПб.: ООО «ПРП», 2002.
[3] См., например: Yaacov Ro’i, The Struggle for Soviet Jewish Emigration, 1948-1967 (Cambridge: Cambridge University Press, 1991.); Yaacov Ro’i, (ed.) Jews and Jewish Life in Russia and the Soviet Union (London, Frank Cass, 1995); Zvi Gittelman,  A Century of Ambivalence (N.Y.: Shocken Books, 1988); Yehoshua Gilboa, The Black Years of  Soviet Jewry (Boston: Little Brown, 1972); Feedman, R.O. (Ed) Soviet Jewry in the Decisive Decade, 1971-1980 (Durham: Duke Univ. Press, 1984); Freedman, R.O. (Ed) Soviet Jewry in the 1980s: The Politics of Anti-Semitism and Emigration  and the Dinamics of   Resettlement (Durham and London, 1989); Edward Drachman, Chellenging the Kremlin: The Soviet Jewish Movement for Freedom (N.Y.:Paragon House, 1991)
[4] Altshuler M. Soviet Jewry – A Community in Turmoil// Terms of Survival – The Jewish World Since 1945/ Ed. by Robert S. Wistrich. London, Routledge, 1995. P. 195-230
[5] Vladimir (Ze’ev) Khanin, “The Struggle for Community: Factors of Revival of the Jewish National Movement in the late USSR», in Zvi Gittelman and Ya’acov Ro’i, Eds., Revolution, Repression and Revival: Soviet Jewish Experience — in Honor of Prof. Mordehai Altchuler  (Boulder: Rowman and Littlefield, 2007), pp. 221-239
[6] Более подробно об этих и иных процессах возрождения «организованного еврейства» в позднем и бывшем СССР в конце 80-х – начале 2000-х гг., см.:  Vladimir (Ze’ev) Khanin, ed. Jewish Politics and Community-Building in the Former Soviet Union. Special issue of Jewish Political Studies Review, Vol. 14, Nos. 1-2, 2002

«Военная алия» из бывшего СССР и дилеммы Закона о возвращении

Фото: Keren HaYesod

В последние треть века понятие «алия» четко ассоциировались с членами «большой алии» евреев СССР и постсоветских стран, составляющей сегодня около 17% еврейского и порядка 13% общего населения Израиля. Связанные с этой группой стереотипы имеют как позитивный, так и негативный характер, но в целом в стране существовал консенсус, что «русскоязычная» алия сыграла критическую роль в экономическом, социальном, и культурном развитии местного общества. В целом позитивно была встречена, и новая волна репатриации из бывшего СССР, прибывшая после начала войны в Украине. Но параллельно эта группа стала объектом негативных оценок и комментариев, включая обвинения, что основная масса этих людей не намерены постоянно жить в Израиле и вносить свой вклад в развитие еврейского государства. И опасения, что благодаря высокой доле лиц, не соответствующих принятому в Израиле религиозному (галахическому) определению еврейства, она может стать вызовом еврейскому характеру Государства. Как показывают исследования, реальные факты не подтверждают ни одно из этих алармистских клише.

Репатриация (алия) евреев диаспоры на их историческую родину в Эрец-Исраэль (Земле Израиля)/Палестине и всегда была важнейшей миссией сионистского движения и Государства Израиль. В свою очередь интеграция репатриантов (олим, т. е. «поднявшихся») в местном обществе была и остается важнейшим элементом национального строительства и одним из ключевых факторов политического, экономического, социального и культурного развития еврейского государства.

В последние треть века понятие «алия» четко ассоциировались с «большой алией» евреев СССР и постсоветских стран, общее число которых, начиная с 1989 г. и по настоящее время достигло порядка 1.25 млн человек, что составляло примерно 3/4 репатриантов из всех стран мира за тот же период. Логично, что темы, связанные с этой группой репатриантов, которые вместе с со своими детьми и внуками, рожденными уже в стране, составили около 17% еврейского и порядка 13% общего населения Израиля, были и остаются заметной частью общенациональной повестки дня. А связанные с ней стереотипы — как позитивные, так и негативные, важным элементом общественного сознания жителей страны. Однако, при всех традиционных разногласиях между старожилами и новоприбывшими, в стране в целом существовал консенсус, что «русскоязычная» алия сыграла критическую роль в израильском «экономическом чуде» второй половины 1990-х – начала 2000-х гг., в укрепление демографического баланса общества, обороноспособности страны и развитии ее культуры.

«Военная алия» и ее критики

Под тем же углом, по логике, должна была рассматриваться и новая волна репатриации из бывшего СССР, в общей сложности около 70 тыс. человек, которые прибыли в Израиль после начавшегося 24 февраля 2022 г. вооруженного вторжения российских войск в Украину. Она стала фактическим продолжением т. н. «путинской алии» 2014–2021 гг., в ходе которой в страну прибыло порядка 130 тыс. репатриантов, более половины – из России, и порядка 35% — из Украины.

Позитивных реакций на появление в израильском социальном ландшафте этой группы новых граждан действительно было немало. Но параллельно публичное пространство наполнилось и беспрецедентным потоком негативных оценок и комментариев в отношении этой группы, озвученных рядом политиков, комментаторов, журналистов, религиозных авторитетов, и прочих публичных фигур из преимущественно, консервативных и праворадикальных кругов Израиля.   

Их главные претензии к членам новой волны репатриации из России и других стран бывшего СССР, включали, во-первых, широко растиражированные утверждения, что основная масса этих людей являются «фиктивными репатриантами», то есть, не намерены постоянно жить в Израиле и, соответственно, вносить свой вклад в развитие еврейского государства. А лишь заинтересованы воспользоваться пакетом государственной помощи (включая медицинскую страховку и социальные выплаты) полагающейся новым гражданам и получить израильский паспорт, позволяющий безвизовый или облегченный въезд в большинство развитых стран мира.   

Вторым мотивом является убеждение о наличии сущностного (субстантивного) вызова еврейскому характеру Государства Израиль благодаря имеющейся в составе «военной» (равно как и «путинской») алии высокой доли лиц, не соответствующих принятому в Израиле религиозному (галахическому) определению еврейства, в соответствии с которым евреем считается человек, рожденный матерью-еврейской, либо принявший иудаизм в соответствии с признанной государством процедурой.

Что касается отъездных настроений, то эта тема, в контексте, якобы, слабой укорененности русскоязычных израильтян в Израиле дискутируется как минимум, два десятка лет, временами достигая высокого эмоционального уровня, и формируя у среднего израильтянина представление о чрезвычайно широких масштабах проблемы. На практике общая доля выходцев из бывшего СССР, покинувших страну за все годы массовой репатриации этой группы, составляет порядка 14%, что меньше, чем среди выходцев из любой другой страны, за исключением Эфиопии и в отдельные времена – Франции.

Справедливости ради, отметим, что доля (ре-)эмигрантов, вернувшихся в страну исхода или перебравшихся в третьи страны, среди членов «путинской» и «военной алии» была существенно выше, но и она не превышала долю таких лиц среди репатриантов последних лет из практически любой страны Запада. А броские заголовки из серии «30% репатриантов, которые приехали из России в 2022 году, уехали из страны», предваряющие  тексты, призванные поддержать утверждения о «паспортной алие из России», нередко содержат очевидные передергивания, которые при более внимательном рассмотрении имеют мало общего с реальными данными израильских государственных ведомств, на которые ссылаются авторы подобных публикаций.

Несколько сложнее обстоит дело со второй декларацией критиков «русской» алии. Процент «неевреев по галахе» среди русскоязычных соискателей гражданства Государства Израиль из на основе ЗОВ, действительно, постепенно возрастал, с 12–20% в начале 90-х гг. прошлого до порядка 55–60% среди прибывших в Израиль во втором десятилетии этого века. А в целом численность лиц, зарегистрированных в качестве «неевреев», принятых за первые 30 лет «большой алии» из бывшего СССР (1989-2019), составила немногим более 300 000 человек — чуть более 30% всех репатриантов этого периода, образовавших весьма противоречивую с социально-правовом смысле категорию местного общества. МВД Израиля их регистрировал в качестве неевреев, или лиц «без этно-конфессиональной принадлежности», а ЦСБ продолжало учитывать их в категории «евреи и другие», таким образом, включая в «расширенную еврейскую популяцию» страны.

По большому счету, речь идет о естественной ситуации, отражающей давно идущий и далеко зашедший процесс ассимиляции евреев диаспоры, в силу чего практически каждая еврейская община мира сегодня, в разных пропорциях, включает как этническое  «ядро» (лиц гомогенного еврейского происхождения, как правило, обладающих устойчивым еврейским самосознанием), так и «облако» (потомки смешанных браков и нееврейские члены еврейских домохозяйств) еврейской популяции. Практика показывает, что если в «спокойные времена» доля этнических и галахических евреев, перебирающихся в Израиль, существенно выше, чем их доля в еврейской (в широком смысле этого слова) общине в стране исхода, то драматических обстоятельствах – войны, политические перевороты, резкий рост социальной напряженности, вспышки антисемитизма и иные социальные (а также антропогенные и природные)  катастрофы являются триггером массовой миграции, еврейский сегмент которой чаще всего представляет репрезентативный срез «расширенной еврейской популяции» конкретной страны. Именно такую картину представлял первый, относительно наиболее крупный сегмент «большой Алии» из (бывшего) СССР первой половины 1990-х гг., и нынешняя «военная алия» из России и Украины, равно как и из Франции 2012–2016  гг., когда резкий рост в этой стране антисемитизма, по некоторым мнениям, поставил под сомнение «само существование местных еврейских общин».

Иными словами, алия в Израиль в таких случаях такова, каковой является еврейская диаспора. Это, однако, оказалось слабым аргументом для тех в Израиле, которые с конца 1990-х годов, выказывали озабоченность увеличением числа новых граждан страны, слабо связанных с еврейской культурой и цивилизацией. Обоснованность подобных опасений далеко не всегда очевидна. Ориентируясь на исключительно религиозно-правовые (то есть, галахические) дефиниции еврейства, подобный подход игнорирует другие имеющиеся в современном мире подходы к определению и самоопределению еврейства в современном мире включая этническую принадлежность, культуру, происхождение (ancestry) и линию родства (parentage), семейное и групповое наследие, и иные.

Как было многократно доказано, идентичность русскоязычных еврейских сообществ, как раз носит, прежде всего этнический, а не религиозный характер, причем это справедливо в отношении как ядра «расширенной еврейской популяции» бывшего СССР, так и лиц смешанного происхождения.  Добавим, что, как показывает практика, переезд в Израиль, и приобщение к культуре его еврейского большинства, как правило, включает мощный пост-ассимиляционный механизм. Большинство детей и внуков евреев, приобретают или укрепляют свою еврейскую идентичность и израильскую гражданскую идентификацию в сравнительно короткий период после переезда. Показательно также, что согласно данным проведенного в апреле и мае 2022 г. исследования Министерства алии и интеграции Израиля, две трети опрошенных репатриантов периода военного конфликта, уже через считанные недели или немногие месяцы после прибытия, в очень большой или просто большой степени считали еврейское государство «своей страной».

(Этно-)политический контекст

Тем не менее, алармистские дискуссии вокруг «беспрецедентно высокой» доли галахических неевреев а алие из России и Украины последних 9–10  лет периодически разгорались с новой силой. А с ними – и требования изменить Закона о возвращении, отсекая от права на репатриацию, ряд категорий потомков смешанных браков и членов их семей (и, как следствие, — и от права на участие таких лиц в еврейских мероприятиях и получения ими услуг общинных организаций в диаспоре). Но если ранее такие требования циркулировали в основном, как абстрактные идеи, то уже в 2020 и 2021 годах появились первые, на тот момент безуспешные попытки их оформления в виде ранее немыслимых законодательных инициатив. А с формированием после выборов в Кнессет в ноябре 2022 г. нового правящего блока, тон в котором в гражданских вопросах задавали партии религиозных ультра-ортодоксов («харедим») и принявшие их повестку в этой сфере наиболее консервативные фракции религиозных сионистов (т. н. «Хардаль»), подобные инициативы перешли в практическую плоскость.

Объяснение этому шокирующему многих повороту от исторически устоявшегося понимания алии как абсолютного блага для Израиля, вне зависимости от того, какими мотивами руководствуются конкретные новые граждане, как и многое другое в Израиле, в основном имеет политический характер.  Если на протяжении многих десятилетий основным политическим водоразделом израильской политики была тема арабо-израильского конфликта, диктовавшей размежевание общество на «правых» и «левых (соответственно, по модели «мир в обмен на мир» и «мир в обмен на территории»), то в последние годы эта тема начала уходить на периферию национальной повестки дня. Фактором стали «соглашения Авраама» (нормализация отношений Израиля, в дополнение к уже имеющимся мирным договорам с Египтом и Иорданией, также с ОАЭ, Бахрейном, Марокко и Суданом, с перспективой присоединения к этому процессу других арабских стран) и маргинализация палестинской арабской темы в региональном геополитическом дискурсе.

На этом фоне на первый план выходят гражданские вопросы, и в первую очередь – релевантность сегодняшним реалиям всего комплекса норм, правил и пониманий, действующих в рамках сложившегося на заре израильской государственности т. н. светско-религиозного статус-кво (то есть, согласованных и общепринятых норм отношений между государством и религией). И в более широком плане, о понимании смысла – этнонационального или религиозного, – вкладываемого сторонниками различных подходов в идею еврейского демократического характера Государства Израиль через семь с половиной десятилетий после его провозглашения.

Эта тема приобрела особое звучание в промежутке между выборами в Кнессет в апреле и сентябре 2019 года, в виде общественной дискуссии о политическом статусе религиозных общин и справедливом распределении «гражданского и экономического бремени». В том числе – судьбе проекта закона о призыве в ЦАХАЛ ультрарелигиозной молодежи, от которого они автоматически освобождены до тех пор, пока они находятся в религиозных школах (ешивах и колелях), официально посвящая все свое время изучению религиозных текстов, без права трудоустройства – что ежегодно лишает народное хозяйство многих десятков тысяч востребованных там рабочих рук.  А вскоре – обо всем комплексе норм, правил и пониманий, связанных с личным и гражданским статусом (браки и разводы, определение еврейства, права различных религиозных общин на осуществление процесса перехода в иудаизм и пр.), порядком проведения необходимых работ и деятельностью предприятий сферы услуг и развлечений в шабат и другими.

Символом этого противостояния во многом стала община выходцев из бывшего СССР, члены которой в массе своей разделяют правую идеологию, но одновременно практически полностью солидарны с идеей еврейской идентичности Израиля в ее этнонациональном понимании, и вытекающей из этого подхода гражданской повестки дня.  Что, естественно, вызвало недовольство кругов, разделяющих совершенно иное понимание еврейского характера Израиля.

Негативные клише, вброшенные тогда политиками и общественными деятелями этого лагеря в отношении выходцев из бывшего СССР изображающих их как «неевреев и ненавистников религии» в пакете с утверждениями, что политики, выступающие от имени общины, якобы «поощряют иммиграцию таких лиц в Израиль», имели крайне мало общего с реальностью. Но, тем не менее, частично закрепились в общественном дискурсе, далеко за рамками традиционных претензий «старожилов» к «новым израильтянам», якобы не спешащим усвоить израильскую идентичность и проникнуться духом местной культуры.

И если со «старожильческим ядром» русскоязычной общины Израиля ее критикам из консервативного блока на этом этапе делать почти нечего, то им может показаться логичным – как бы это цинично ни звучало – как минимум не пополнять ее потенциал. Чем, вероятно, и объясняется идущей сейчас в медиа, социальных сетях и коридорах власти мощная пропагандистская кампания с явной целью добиться общественной легитимации изменению параметров ЗоВ. Для начала – отменив пункт, разрешающий автономную репатриацию «внуков» галахических евреев — без которых, вероятно, многие их родственники «полу-еврейского» и полностью еврейского происхождения также не решатся на приезд. А для этого – пытаясь представить членов новой русскоязычной волны как «лишенных еврейских корней интересантов», пытающихся использовать возможности, которые им дает Израиль, «не имея с ним никакой эмоциональной связи». В том числе, тиражируя и обобщая подходящие к случаю действительно имеющие место и раздражающие израильтян, в том числе русскоязычных, маргинальные явления в этой среде.    

Параллельно, в информационное пространство периодически вбрасываются данные опросов общественного мнения, на первый взгляд подтверждающие готовность большинства израильтян принять заявленные законодательные изменения.  Среди последних по времени «залпов» таких охотно публикуемых в СМИ материалов были и результаты исследований, проведенных по заказу или по инициативе организации «Хотам», которая декларирует своей целью «сохранение и развитие еврейского характера Государства Израиль» в понимании наиболее консервативного фланга ультра-ортодоксально-национального лагеря (хардаль).

Согласно одному из таких исследований, опубликованным 26 июня 2923 г. сайтом близкой к этому лагерю радиостанции Аруц 7, «большинство израильтян обеспокоены иммиграцией в Израиль гоев (неевреев) и, как следствие, сокращением доли еврейского населения страны».  В силу чего 59% опрошенных посчитали правильным изменить Закон о возвращении таким образом, чтобы люди, не являющиеся галахическими евреями (то есть представители не только третьего, но и второго поколения смешанных браков), не могли репатриироваться в Израиль и получить израильское гражданство. Причем такого мнения из числа опрошенных в ходе этого исследования придерживались 88% «религиозных» (без указания, какую среди них составляли долю «харедим» и религиозные сионисты), 64% «соблюдающих религиозные традиции», и 43% светских израильтян.

Стоит заметить, что приведенные в публикации данные весьма расходятся с другими известными нам заслуживающими доверия исследованиями на ту же тему. Так, согласно проведенному в сентябре 2022 года по заказу министерства алии и интеграции репрезентативному опросу более тысячи респондентов, идею оставить право на репатриацию и немедленного получения гражданства еврейского государства только за «галахическими евреями», поддержали треть опрошенных евреев-израильтян (среди светских израильтян так считали только 17%). Еще 6.5% были готовы на отмену права на репатриацию лишь у «внуков» галахических евреев, но оставить ее за их «детьми»; треть израильтян, тогда считали, что Закон о возвращении менять не следует, а около 20% опрошенных вообще заявили, что страна должна быть открыта для всех, кто чувствует себя евреями. (Именно такой принцип был заложен в изначальной версии Закона о возвращении от 1950 года, согласно которой право на репатриацию и немедленное получение гражданства должен иметь человек, который приезжает в Израиль и чистосердечно заявляет о своем еврействе). Примерно такой же разброс суждений показало исследование, заказанное израильским Центром иммиграционной политики в мае того же года.

Так нужна ли израильтянам алия из бывшего СССР?

На сегодняшний день очевидно, что еврейская община России остается пока единственным статистически значимым ресурсом для масштабной репатриации в Израиль – хотя и не все в политическом руководстве Израиля, судя по всему, в восторге от такой перспективы. Многое, понятно, будет также зависеть и от мнения коренных израильтян и старожилов, включая и тех репатриантов из СССР и постсоветских стран, которые живут в Израиле уже не одно десятилетие, на их отношение к самой идее репатриации из России и других постсоветских стран. Говоря практически, готовы ли израильтяне требовать от правительства поощрять репатриацию из бывшего СССР, выделяя для этого немалые ресурсы?

Ответ на этот вопрос, похоже, амбивалентен. Наиболее отрицательно по этому пункту – «однозначно, нет» – высказались в ходе упомянутого опроса Министерства алии в сентябре 2023 г., евреи-харедим и евреи, в большей или меньшей степени соблюдающие религиозно-культурную традицию (соответственно, четверть и треть опрошенных). Меньше всего «негативистов» по отношению к «русской» алие было среди светских израильтян, религиозные сионисты заняли промежуточную позицию по этому вопросу.  Однако и доля тех, кто полагал, что репатриацию из бывшего СССР следует поощрять в большой или даже очень большой степени среди харедим было больше, чем в любой другой группе – более 62%, по сравнению с почти 55% у светских, почти 47% у РС и 35.5% у традиционалистов.

Свои отличия накладывало и общинно-этническое происхождение. Ашкеназы и выходцы из сран Запада – Европы и Северной и Южной Америки –существенно чаще выступали за активное поощрение алии из бывшего СССР, чем сефарды, выходцы из стран Азии и Африки и потомки уроженцев Израиля. Среди самих опрошенных репатриантов из бывшего СССР доля разделяющих мнение о необходимости поощрять репатриацию из стран своего исхода (68.5%) была выше, чем в любой другой группе, и в 1.5 раза выше среднего по выборке.

Но в целом по выборке, почти половина респондентов высказались за то, чтобы «в большой» или «очень большой степени» стимулировать алию из России, Украины и других постсоветских стран и вкладывать средства в ее интеграцию в Израиле.  Еще прочти четверть опрошенных готовы делать это «в средней степени», и лишь немногим более 20% полагали, что вкладывать в такие проекты стоит лишь ограниченные ресурсы, или же не делать этого вообще.

Гиюр как панацея?

Тем не менее, и полностью игнорировать наличие проблемы присутствия в составе израильского еврейского коллектива значительной группы людей с неопределенным этно-правовым статусом, израильтянам, в массе своей, тоже не представляется правильным. Решением проблемы видится гиюр – переход в иудаизм, что с точки зрения еврейской традиции, означает присоединение к еврейскому коллективу как в религиозном, так и этническом понимании.

Но и в этом пункте очевидна противоречивость сигналов, посылаемых израильским обществом. С одной стороны, как показало исследование, заказанное Министерством абсорбции (алии и интеграции) в 2008 в связи с масштабной программой гиюра репатриантов, 74% светских евреев-израильтян полагали необходимым переход в иудаизм репатриантов нееврейского и смешанного происхождения, даже если последние «и не в восторге от такой идеи». Ибо, по мнению респондентов, массовая иммиграция неевреев может привести к негативным процессам в Израиле. С другой стороны, доля коренных израильтян и старожилов, уверенных, что гиюр не является критичным условием для интеграции в израильское общество, также стабильно превышает 60% опрошенных.

Примерно те же тенденции зафиксировало и исследование еврейской идентичности и культуры в Израиле, проведенное в 2009 году Центром Гутмана при Израильском институте демократии. Среди опрошенных имелся широкий консенсус по вопросу о том, можно ли быть «хорошим евреем», даже не придерживаясь религиозных ритуалов (93% ответили на этот вопрос утвердительно). Но одновременно, большинство израильских евреев (73%) полагали, что оптимальным путем «в еврейство» является ортодоксальный гиюр — даже если впоследствии такой человек не придерживается ортодоксального образа жизни. (Неортодоксальный гиюр были готовы принять 48% респондентов).

Исследование того же института, проведение в январе 2022 г., показало, что доля тех, кто видел решение проблемы в стимулировании репатриантов, не являющихся «галахическими евреями» формализовать свой еврейский статус посредством облегченной процедуры гиюра, за прошедшие 13 лет снизилась, но все же составляла более половины (54%) опрошенных евреев. Причем среди светских евреев и традиционалистов (в той или иной мере соблюдающих религиозно-культурную традицию) таких было соответственно, 76.5 и 56% — в отличие от 35% среди религиозных ортодоксов.   

При этом, подавляющее большинство опрошенных (87%) в ходе исследования IDI г. 2009 поддерживали свободную репатриацию и практику немедленного получения гражданства Израиля любым евреем диаспоры, сохранить те же права за нееврейскими супругами и третьим поколением смешанных семей соглашались, соответственно, 53% и 43%. В ходе исследования, проведенного в сентябре 2022 г., по заказу и Министерством алии и интеграции Израиля, большинство респондентов считали правильным либо не менять, либо даже расширить категорию лиц, имеющих право на репатриацию и немедленное получение гражданства еврейского государства в соответствии с ЗоВ. Идею оставить это право лишь за «галахическими евреями», поддержали треть опрошенных, а 6.5% были готовы на отмену права на репатриацию лишь у «внуков евреев».  Примерно такой же разброс суждений показало исследование, заказанного израильским Центром иммиграционной политики в мае того же года.

Так или иначе, если верить данным этих и иных аналогичных исследований, основная масса еврейской общины Израиля остается приверженной сионистской идее кибуц галуйот как объявленной цели еврейского государства. И это – в обозримой перспективе, вряд ли изменится.

Организация «Натив» и судьбы советского и постсоветского еврейства в исторической ретроспективе

Фото: Архив Яд Бен-Цви, израильская делегация на VI Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве, 1957 г.

 

Summary. 70 лет тому назад при министерстве главы правительства Израиля была создана организация, известная сегодня как «Натив». Ее кадровым резервом стал “а-Моссад ле-Алия Бэт”, подразделение Еврейского Агентства, способствовавшего нелегальной эмиграции европейских евреев в подмандатную Палестину накануне, в годы, и сразу после Второй мировой войны. Ее целью стало развитие связей между еврейским государством и евреями стран коммунистического блока, а также координация усилий израильских и международных организаций в борьбе за репатриацию и эмиграцию евреев СССР. При том, что официальные и кодовые названия организации, а также методы и направления ее деятельности менялись не раз, цель оставалась неизменной на протяжении десятилетий. С установлением полноценных дипломатических отношений Израиля со странами бывшего СССР и Восточной Европы, главной функцией «Натива» стала консульская работа и культурная деятельность, что в свою очередь служит важным звеном в межгосударственных отношениях Иерусалима с государствами Восточной Европы, и в развитии организованной еврейской жизни на постсоветском пространстве.

В течение многих лет борьба Государства Израиль за советское и восточноевропейское еврейство не только не афишировалась, но и, в известной мере, скрывалась. В результате сложилась ситуация, когда, несмотря на отдельные подробные публикации, появившиеся за три десятилетия с развала СССР, широкому кругу о роли Израиля все еще известно достаточно мало.

Выступая в 2021 г. на онлайн конференции, посвященной британской группе активисток борьбы за евреев СССР «35» (The 35) с лекцией о роли Израиля в ее создании, автор данной статьи услышал от одного из слушателей знаковую фразу: «Я не понимаю, каким образом Израиль относится к этой борьбе! Ведь всем известно, что все началось в США!». Но так ли это было на самом деле?

Нехемия Леванон, возглавлявший в 1970-1982 гг. в руководстве Израиля направление по связям и борьбе за эмиграцию евреев СССР и стран коммунистического блока, в своей книге, увидевшей свет в 90-х годах прошлого века,[1] так описал любопытную ситуацию: “Мы настолько тщательно скрывали свою деятельность, что сумели засекретить ее не только от властей Советского Союза и стран Восточной Европы, но и от самих себя”. И действительно, в течение многих лет борьба Государства Израиль за советское и восточноевропейское еврейство не только не афишировалась, но и, в известной мере, скрывалась. В результате сложилась ситуация, когда несмотря на отдельные подробные публикации, появившиеся за три десятилетия прошедших с развала СССР, широкому кругу о роли Израиля все еще известно достаточно мало. Тем более, на русском языке. Кроме того, сегодня многие, вступившие в борьбу за советских евреев далеко не начальном ее этапе, стараются приписывать себе не только ее успех, но и сам факт ее начала.

 

Израильское агентство для защиты евреев

Конец 1940-х – начало 1950-х годов ознаменовались рядом тяжелых для евреев событий: антисемитские демарши в арабских странах, в отместку за проигрыш арабских армий евреям в Войне за независимость Израиля, и волна антисемитских преследований в странах Восточной Европы и СССР. Борьба с “космополитизмом”, преследования отдельных еврейских деятелей коммунистических партий, самое известное из которых – это процесс Рудольфа Сланского в Чехословакии, где, среди прочих, на скамье подсудимых оказались два похищенных израильтянина – Мордехай Орен и Шимон Оренштейн. И общий “дух времени”, и череда событий, которые повлияли на еврейский мир, вызвали серьезные опасения среди израильского руководства за безопасность крупных еврейских общин во многих странах – как Ближнего Востока, так и Восточной Европы.

Начиная с самого создания Государства Израиль руководство страны постоянно обращалось к Советскому Союзу – на всех уровнях – с просьбой позволить выезд евреев в Израиль. Подобные шаги предпринимались также и по отношению к другим странам Восточного блока, и там все было значительно проще. Например, из Румынии и Польши евреям позволялось выезжать относительно свободно – в отличие от СССР, который полностью заблокировал возможность репатриироваться.[2]

Поэтому, уже с конца 1940-х годов, то есть по окончанию периода, часто именуемого в Израиле “медовым месяцем” в отношениях между Израилем и СССР, израильское руководство постепенно пришло к решению о создании структуры, которая будет заниматься вопросами помощи евреям в странах, где контакты между еврейским государством и местной еврейской общиной ограничены. Речь идет не только о государствах Восточной Европы, но и об арабских странах. То есть фактически о тех местах, откуда евреи не могли свободно выехать в Израиль.

В самом конце 1951 года премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион пишет в своем дневнике: «Реувен Шилоах (первый глава Моссад – внешней разведки Государства Израиль) предлагает создать государственную структуру, целью которой станет деятельность в арабских странах, помощь в эвакуации евреев из стран Восточной Европы и сбор информации о положении евреев в тех странах, где прямой контакт с Израилем невозможен. А также для спасения имущества евреев в тех странах, откуда они бежали».

Еще в начале 1950 года высшее руководство Израиля (вначале на закрытых, а со временем – и на открытых форумах) стало озвучивать информацию о желании Израиля поддерживать контакты с евреями СССР и стран Восточной Европы. Итогом этого стремления, в конечном итоге, и стало создание организации «Натив», чьим фактическим девизом была публично произнесенная фраза Д. Бен-Гуриона в его речи 21 мая 1950 года на праздновании 25-летнего юбилея киббуца Афиким (был создан выходцами из Советского Союза, прежне именовавшегося “Киббуц а-шомер а-цаир ми-СССР” – “Киббуц движения “Молодой страж” из Советского Союза”). Звучала она так: “Мы не отказались, не отказываемся и никогда не откажемся от связи с евреями Советского Союза и всегда будем требовать, чтобы Государство Израиль и наши братья в СССР поддерживали отношения”.

Параллельно с обсуждениями положения евреев в восточной Европе и СССР, развивался процесс создания структуры для контактов с евреями арабских государств и других восточных стран. Иными словами, процитированная выше запись от конца января 1951 г. в дневнике Давида Бен-Гуриона является основным публичным свидетельством окончания процесса создания организации, который был отнюдь непростым.

Вопросом контактов и создания специальной структуры одновременно занимались несколько человек. Одним из них был Ишайяху Трахтенберг (Шайке Дан), один из руководителей созданного в середине 1930-х гг. движения за нелегальную эмиграцию – “а-Мосад ле-Алия Бэт” (“неофициальная” то есть «параллельная» алия). Он прославился тем, что в годы Второй Мировой войны был сброшен британской армией с парашютом в Европе, и после войны помогал евреям перебраться в Израиль. Накануне, в ходе и особенно после Второй Мировой войны, посредством проекта “Бриха” (Побег) в странах Европы, “а-Мосад ле-Алия Бэт” сумел скоординировать движение десятков и сотен тысяч евреев, легально и нелегально пытавшихся выехать в тогдашнюю подмандатную Палестину.

Интересный факт: советское руководство знало о деятельности движения “Бриха” в странах Восточной Европы. С начала 2000-х годов было рассекречено несколько советских документов, которые показывают, что руководству советской армии в странах Восточной Европы был дан приказ просто игнорировать поток выезжающих евреев. Однако, это игнорирование резко прекращалось, как только деятельность организации “Бриха” пересекала советскую границу. Представители организации действовали на территории СССР, главным образом в тех регионах, которые были аннексированы СССР в 1939-40 годах: в странах Балтии, главным образом в Литве, а также в районах Львова и Черновцов, где представители организации переводили евреев через польскую и румынскую границы, помогая им таким образом бежать из советского “рая”, перебираться в страны Восточной Европы, а оттуда уже достаточно свободно добираться до Палестины.

После создания государства, когда евреи могли свободнее перебираться в Израиль, нужда в “а-Мосад ле-Алия Бэт” фактически отпала, и Шайке Дан обратился к нескольким государственным деятелям с предложением преобразовать ее в структуру, которая изучала бы положение и способствовала репатриации в Израиль евреев стран коммунистического лагеря.

Одним из его собеседников был Реувен Шилоах, который в то время занимался созданием израильской внешней разведки «Моссад». Параллельно с Даном похожую идею озвучил и помощник Шилоаха Акива Левинский, (будущий казначей Еврейского Агентства «Сохнут») занимавшийся в то время вопросами репатриации, в частности молодежной. На основании всей полученной информации, Шилоах обратился к Давиду Бен-Гуриону, чье положительное решение вскоре получило практические очертания: в течение нескольких месяцев появилась организация, которая сегодня известна как “Натив”.

С упомянутой дневниковой записью Бен-Гуриона связана также еще одна история, которая была весьма показательна для модели отношений в первые годы институтов молодого государства со старыми еврейскими структурами времен британской власти, такими как Еврейское агентство “Сохнут”. Считаясь зонтичной организацией, которой номинально подчинялся в свое время “а-Мосад ле-Алия Бэт”, Сохнут, не желая терять один из рычагов былого влияния, как только было принято решение, воспротивился, и в течение нескольких месяцев между ним и представителями государственного аппарата шли переговоры о том, кому будет подчиняться вновь созданная структура. В итоге Бен-Гурион поступил “по-бен-гурионовски”: членам правящей партии “МАПАЙ” (Рабочая партия Израиля) в руководстве Еврейского Агентства было направлено письмо с требованием голосовать в соответствии с партийной дисциплиной, основанной на решении специального заседания совещания во главе с лидером партии, которым и был премьер-министр: о передаче новой структуры, ответственной за связи с евреями в странах, где существует проблема прямого контакта с представителями Израиля, исключительно в ведение государства. У дисциплинированных партийцев не оставалось выбора, и в марте 1952 года был подписан договор между представительством правительства Израиля и Еврейским Агенстввом, утверждающий данное решение.

В течение первых нескольких месяцев новую организацию, еще не имевшую названия, координировал Шайке Дан. Но в начале 1953 года, когда сформировалась структура, соответствующая тому, чем стал потом “Натив”, ее возглавил советник премьер-министра (в ипостаси министра обороны) Шауль Авигур – легендарная фигура в истории Израиля. Он был одним из руководителей организации “Хагана” – подпольной военной организации евреев подмандатной Палестины, успел даже сразиться вместе с Трумпельдором в известном бою у поселения Тель Хай, а в последствии был основателем и многолетним главой упомянутого “а-Мосад ле-Алия Бэт”.

Одно из имен, которое следует упомянуть прежде всего, – Моше Кармиль (Червинский), который вместе с Авигуром и уже упомянутым Шайке Даном составили руководящий треугольник молодой организации. Поскольку довольно наивно предполагалось, что, если деятельность перенести за пределы Израиля, Советскому Союзу будет сложно «докопаться», кто выходит на контакт с евреями стран Восточного блока, Шауль Авигур дейтсвовал в Цюрихе, передовой штаб под руководством Шайке Дана находился в Вене, на стыке Западного и Восточного блоков, а тыловой штаб находился в Тель-Авиве и его возглавлял Моше Кармиль.

 

Что в имени твоем?

С именем Шауля Авигура было связано и одно из первых названий организации по связям и защите евреев, оказавшихся за «железным занавесом». В целом этих названий в различные эпохи было очень много, и каждое изних отражало отдельные аспекты деятельности того, что сегодня принято относить к “Нативу”. Первые годы ее деятельности среди сотрудников ее принято было называть тем, что в советских разведданных именовалось “ведомством Шауля”, то есть “ведомством Шауля Авигура”, на иврите “а-Мосад шель Шауль”. Сотрудники назывались “людьми Шауля” – “аншей Шауль”.

Но, очевидно, “Нативу” также требовалось некое собственное название. Поэтому основатели организации решили действовать по принципу использования кодовых слов, которые, на первый взгляд, непосвященным лицам не скажут ничего. Те же, кто знал, что происходит, сразу понимали, что речь идет о том самом «ведомстве Шауля». При этом, основным критерием было то, чтобы это название как-то косвенно отражало связь с евреями и помощь в репатриации. Примерно в 1953 г. появился и в течение нескольких лет использовался акроним “Билу” – в честь появившейся в конце XIX века ранне-сионистской организации, наименование которой  было основано на библейской фразе из книги Исаии («Бейт Яков, Леху вэ-нелха – Дом Иакова, встанем и пойдем»). В 1954 году появилось новое название, сперва отражавшее деятельность “Натива” в Восточной Европе – “Мелет” (дословно цемент), однокоренного ивритскому слову «милут» (помощь в побеге). Это название просуществовало где-то в течение года. В январе 1955 года начинается использование еще одного названия, которое со временем дало название всей организации – “Натив”, то есть “Тропа”.

Как можно увидеть, все эти названия – “Билу”, “Мелет” и “Натив” соответствуют основному принципу наименования ведомства Шауля Авигура, которое отражает его деятельность, но не раскрывает его.

Вторым названием, которое также отражало одну из сторон функционирования “Натива”, стало слово “Бар”. В середине 1955 года, когда фокусом интересов «Натив» стали исключительно евреи стран Восточной Европы и СССР, а остальные его структуры и виды деятельности были переданы другим госорганизациям, было принято решение о начале деятельности не только в странах Восточной Европы, но и в странах Запада. Израиль понимал, что он сам не сможет бороться с таким гигантом-суперсилой как Советский Союз, и требовалась помощь как еврейских общин всего мира, так и неевреев.

Главным препятствием мобилизации столь необходимой поддержки было неверие мировой общественности в то, что в Советском Союзе евреи реально подвергались таким серьезным преследованиям. Потому было принято решение провести кампанию разъяснения реального положения вещей. И вот это слово “разъяснение” (асбара – на иврите) и послужило основой для названия «Бар», присвоенное сперва проекту, а потом и целому отделу организации, который и занимался публикацией информации о советских евреях среди прочих видов деятельности в странах Запада. Такого толкования придерживался первый руководитель “Бара” – Биньямин Элиав. Впрочем, имеется и другая версия – некоторые сотрудники отдела утверждают, что слово “Бар” являются первыми двумя буквами ивритского словосочетания “Брит а-Моацот” (Советский Союз).

Ну, и третье название, которое стало очень известным: “Бюро по связям” (Лишкат ха-Кешер). Если “Натив” и “Бар” были кодовыми названиями, которые нигде не публиковались, то “Бюро по связям” стало известно, как в странах Запада, так и за “Железным занавесом”, и фактически стало прикрытием для деятельности “Натива” и “Бара”.

С этим названием также связаны две истории. Когда в 1953 году МИД переехал из правительственного квартала «Кирия» в Тель-Авиве в Иерусалим, освободившиеся несколько комнат были заняты сотрудниками “Натива”, и одной из таких занятых комнат была комната связи, которая использовалась для передачи сообщений. На иврите ее стали называть “Лишкат а-Кешер” (дословно «Бюро по связям») как еще одно кодовое обозначение организации. Однако, постепенно это название стало использоваться для некоего кодового, однако публичного названия для всей организации. Второй же вариант возникновения названия “Бюро по связям” также относится к Министерству иностранных дел, поскольку “Натив”, сидя в Тель-Авиве, помогал израильскому МИДу и выполнял роль некоего “представителя” в центре Израиля, главным образом для принятия и передачи корреспонденции в главный офис МИДа.. Поэтому очень часто обращение в “Натив” так и называлось: “В Бюро по связям Министерства иностранных дел”.

Подобно тому, как с израильской стороны было несколько названий – “Натив”, “Бар”, “Бюро по связям” – так же и советская сторона оперировала несколькими понятиями. Причем, что любопытно, слово “Натив” советские спецслужбы не использовали. Вернее, использовалось искаженное понятие “Нетива” – именно в женском роде. Скорее всего, кто-то услышал родительный падеж слова “Натив”, не совсем понимая его смысл, и так это вошло в обиход, в том числе в официальных документах. В открытых публикациях впервые такое понятие появилось 30 мая 1970 года в газете Известия, где, среди прочего, говорилось об израильских туристах, за которыми стоит организация “Нетива”, возглавляемая “полковником Нехемией Леваноном”. При чем интересно, что Нехемия Леванон стал главой “Натива” только за 4 недели до этого – 1 марта 1970 года. То есть это был некий “привет” новому руководству. В книгах, которые появились после распада СССР, посвященных израильским спецслужбам, первоначально тоже использовалось такое название – что говорило о том, что за этими публикациями стояли выходцы из советских спецслужб.

Параллельно в КГБ использовалось наименование “Русский отдел” израильского МИДа, вероятно имея в виду “Бюро по связям”. По непонятной причине, в КГБ делали различие между двумя этими наименованиями. Например, во время подготовки к московской Олимпиаде 1980 года в документе за подписью главы КГБ Андропова, упоминается, что “русский отдел израильского МИДа готовит провокацию”. Когда в постсоветское время начали появляться публикации о “Русском отделе”, стоящем отдельно от «Нетивы» — стало также ясно, что за ними стоят выходцы из советских спецслужб.

КГБ пристально следил не только за представителями “Натива”, но и за простыми израильтянами, как, впрочем, и за всеми иностранцами, которые воспринимались как потенциальные шпионы. Любая встреча с израильтянином требовала кураторства агента КГБ, причем агент мог быть как сотрудником Комитета, так и сторонним человеком. Среди таких агентов, судя по архивам КГБ, открытым в Украине, было немало евреев и, даже, самих родственников израильтян. Информация такого агента, к примеру, имеется в деле 1954 или 1955 года, когда из Израиля прибыло в СССР торговое судно с цитрусовыми, где, среди прочих прибывших израильтян, судя по отчету советского агента, который с ним общался, был и отец Ариэля Шарона, Шмуэль (Самуил Мордехаевич) Шейнерман.

В отношении КГБ к израильтянам имеется еще одна интересная и даже забавная история. В Израиле в те годы существовало правило, что любой крупный чиновник был обязан гебраизировать свою фамилию. Отсюда, например, Шауль Меиров стал Шаулем Авигуром, Иешаягу Трахтенберг стал Иешаягу Даном, Моше Червинский стал Моше Кармилем. Небезызвестный Иссер Гальперин стал Иссером Харэлем. Тот же Моше Черток стал Моше Шаретом. Более того, если в самом Израиле гебраизация фамилий была относительно добровольной, то любой представитель Израиля, выезжавший за рубеж, обязан был взять ивритскую фамилию. Советские же органы, по причине всеобщей подозрительности, воспринимали весь процесс смены фамилий не как укрепление национального самосознания, а как использование оперативных псевдонимов.

Особенно это заметно по советским документам 1950-х годов: когда речь шла об Авигуре или Кармиле, их называли Меиров или Червинский, но никоим образом не их ивритизированной фамилией. Незнание ивритских реалий иногда приводило к смешным моментам. Например, в советских документах присутствует упоминание Гриши (Цви) Шенкмана, бывшего сотрудника а-Мосад-ле-алия-бэт, который в годы Войны за Независимость комановал портом Хайфы, в 1950-е годы работал вместе с Шайке Даном в Вене, помогая евреям выезжать в Израиль. Гриша Шенкман отказался гебраизировать фамилию на постоянной основе. Однако для выезда за границу он согласился воспользоваться ивритской фамилией Сегев. В советских же документах фамилия, которая воспринималась как оперативный псевдоним, была указана как Сергеев. То есть очередной сотрудник советских органов не смог понять, что такое Сегев, и поэтому дополнил ивритскую фамилию по своему советскому восприятию, превратив ее в типичную русскую фамилию Сергеев. В отчетах 1960-1970-х годов фамилия Сергеев продолжала присутствовать, но две лишние буквы уже зачеркивались вручную.

Иными словами, израильтяне, даже сами того не понимая, вольно или нет, сумели сильно запутать советские органы.

 

Борьба, бартер и иные методы

Во многих странах Восточной Европы Израиль мог договориться с местными властями, и поэтому уже к середине 1950-х годов подпольная деятельность стала ненужной: в те годы были достигнуты соглашения с различными восточноевропейскими режимами, позволившими евреям легально выезжать в Израиль на ПМЖ. Так, например, появился легальный канал из Польши, чем воспользовалось несколько десятков тысяч евреев, которые вернулись в рамках репатриации конца 1950-х гг из СССР. Часть из них была польскими гражданами еще до 1939 года, часть сумела выехать по поддельным документам. Большинство, в итоге, оказалось в Израиле. Также был и румынский канал выезда бывших подданных Бухареста, проживавших в присоединенной к СССР в 1939-40 гг. Буковине. Однако румынская история была еще интересней. В отношении евреев Румынии с конца 1950-х гг применялась опция “выкупа”, первоначально – в виде своего рода “бартерной сделки”. По некоторым косвенным свидетельствам, она была заключена после того, как Никита Хрущев сказал своим румынским коллегам: “Ни в коем случае не берите наличные, а заключайте бартерные сделки, потому что это будет сложнее доказать”.

И действительно, несколько раз арабские страны обвиняли Румынию, да и СССР тоже, в том, что они позволяют евреям выезжать в Израиль, на что румынская сторона требовала доказательств – каковые арабы представить не могли, ведь контакты с Израилем были исключительно торговыми. В результате этой «торговли», в начале 1960-х гг. румынская внешняя разведка, которая курировала вопрос «еврейских» контактов с Израилем, стала самой мощной структурой страны, занимавшейся экспортом птичьего мяса. Причина проста: оно производилось на птицефермах, построенных с помощью еврейского государства в рамках «бартера».

Со второй половины 1960-х гг, когда Хрущева уже не было, а во главе Румынии стал Николае Чаушеску, он решил закончить историю с бартером, и в течение нескольких лет эта история перешла на полноценный выкуп. Кроме платежей из Израиля, румынская сторона получала деньги и от евреев лично: имущество и собственность тех, кто уезжал, как условие выезда из Румынии.

Возникает естественный вопрос, почему на бартерные отношения, подобно румынам, не согласилась советская верхушка?  Однозначного ответа на этот вопрос пока нет. Сегодня, когда часть советских документов уже опубликована[3], видно, что хотя тема в советском руководстве обсуждалась на самом высоком уровне, большинство партийного руководства и спецслужб были решительно против. С советской точки зрения массовый выезд граждан любой национальности за пределы СССР просто мог создать ненужный ажиотаж, показать, что Советский строй – это не лучшее, о чем может мечтать гражданин СССР.

Иными словами, если интересом властей Польши или Румынии в эмиграции евреев была возможность заработать деньги или получить передовые технологии или же, как в случае с первой, банальный антисемитизм, то в СССР выезд любого человека из страны воспринимался как неудача советского строя, а страна победившего социализма, «идущая семимильными шагами к коммунизму», не могла себе такого позволить.

Потому, в отношении евреев СССР Израиль вел полномасштабную борьбу за выезд, включавшую, среди прочего, поиск каналов связи, где ведущую роль играл «Натив». Хороший пример – лето 1957 года, когда во время международного фестиваля молодежи и студентов в Москве, за кулисами происходила встреча между израильтянами и советскими евреями. Израильская делегация была большой – порядка 200 человек, но внутри нее было достаточно серьезное разделение. Около ста делегатов были представителями компартии, которые отказывались сотрудничать с так называемой “сионистской” делегацией. В свою очередь, среди сионистской делегации было немало арабов, которые также помогали общаться с советскими евреями. Каждый вечер израильские члены делегации собирались вместе, общались, обменивались информацией о своих контактах с советскими евреями. Понятно, что многие советские евреи пытались передать записки своим родственникам, знакомым, друзьям, связь с которыми была потеряна.

По некоторым подсчетам, около 200.000 советских евреев в той или иной мере общались с израильтянами. Речь идет не о публичном проявлении “махрового сионизма” (если пользоваться советской терминологией), а просто о возможности узнать об Израиле и израильской культуре: на фестивале выступали ансамбли, танцоры, певцы, люди искусства, спортсмены. На каждое такое мероприятие приходили сотни и тысячи евреев со всех уголков СССР.

Понятно, что советские власти пытались мешать этому. У нас есть опубликованные документы КГБ, из которых было видно, как они пытались это сделать: выступление израильских делегатов переносилось без предварительного объявления из одного места в другое, иногда в другой конец города – и часто евреи приходили в место указанное изначально, где в итоге ничего не происходило. Еще по пути в Москву поезд с израильской делегацией подвергался всяческим «помехам». Так, остановки обычно происходили или по ночам, или на якобы безлюдных станциях. Однако советские евреи – по каким-то своим, внутренним каналам связи, – сумели узнать траекторию движения поезда и все же приходили на станции. Есть фотографии того, как сотни людей стоят вместе, танцуют, поют, обнимаются.

То же самое происходило и во время фестиваля: еврейская молодежь (и не только) постоянно общалась с израильтянами. Сионистская делегация в основном состояла из социалистов. Израильтяне часто посещали Московскую Хоральную синагогу. Это все заснято как израильтянами, так и советской хроникой, которая потом использовалась для советских пропагандистских антиизраильских фильмов. Тысячи людей вокруг синагоги обступают израильтян, пытаются говорить – кто по-русски, кто – на иврите, кто – на идише. В итоге, когда израильская делегация вернулась, были опубликованы не только воспоминания, был выпущен целый альбом фотографий и артефактов, полученных от советских евреев.

 

Ситуация после победы Израиля в Шестидневной войне

Так или иначе, до 1967 года деятельность представителей Израиля в странах Восточной Европы была открытой, израильтяне находились в регионе на постоянной основе. Сотрудники Натива действовали непосредственно в странах Восточной Европы. В июне 1967 года, после победы, с разгромным счетом, Армии обороны Израиля над армиями Египта, Иордании, Сирии и поддержавших их Ирака и Алжира в Шестидневной войне, ситуация поменялась кардинально: за исключением Румынии, все страны Восточного блока разорвали дипотношения с Израилем.

Румыны же продолжали вести дела. Они понимали, что, с одной стороны, они будут неким связующим звеном между Восточным блоком и Израилем. С другой, — полагали для себя важным показать некую независимость от Москвы. С третьей стороны, – деньги – никто не хотел отказываться от будущих вливаний. Потому что как раз тогда происходил процесс замены бартера на наличные.

В других же странах израильтян уже не было, и потому контакты с евреями были прерваны. На это, как я подозреваю, советское руководство и рассчитывало. Собственно, уже и в прежние времена израильтянам намекали, что их довольно активная деятельность по связям с евреями не вызывает у властей положительных эмоций. Даже несмотря на то, что, по всем международным стнадартам, подобные контакты не запрещались.

Поэтому, когда прямая связь была нарушена, в Израиле начали искать способы продолжать контакты. Время после Шестидневной войны – это период взлета еврейского самосознания, в том числе в Советском Союзе. Появляются не только мелкие сионистские группы, но и крупное движение, потому нужна была возможность контактировать с евреями. Естественно, пользовались и технологиями того времени. И из Израиля, и из Западной Европы сумели наладить телефонную связь с евреями из СССР. Достаточно большое количество информации о евреях передавалось именно по телефону. Понятно, что у этого способа были и свои плюсы, и минусы. Когда советское руководство хотело, никакой подобной связи не могло возникнуть. Поэтому на каком-то этапе возникла идея посещать СССР в качестве туристов.

Несмотря на разрыв отношений, СССР не препятствовал приезду израильтян, как и Израиль – приезду советских граждан, которые могли, например приехать в Израиль в рамках специальной делегации 9 мая. Она всегда включала ветеранов войны и – обязательно – представителя “благонадежных” (“дрессированных”, если перефразировать известный анекдот) советских евреев.

Так же и израильтяне иногда приезжали в Советский Союз как туристы по израильским паспортам, а иногда и по гражданству Западных стран. Идея движения “туристов”, приезжавших в СССР, принадлежит человеку по имени Арье Кроль, получившему в 2000 году Государственную Премию Израиля. Кроль, уроженец СССР, маленьким мальчиком был вывезен в Палестину. В 1960-е годы он сумел наладить связь со своей семьей, которая осталась в СССР.

Арье был представителем “региозного сионизма”. Посетив Советский Союз, он понял, что фактически за какие-то считанные секунды стал источником информации об Израиле для советских евреев. Поскольку он был знаком как с руководством религиозных сионистов, так и с Бен-Гурионом, он попытался обратиться к ним с идеей посылать в СССР молодежь, которая рассказывала бы об Израиле. На каком-то этапе Кроля свели с Шаулем Авигуром, которому эта идея понравилась. Даже выехала первая такая группа “молодых сионистов” в 1966 году. А в 1967 году произошел разрыв отношений, и израильтяне уже с трудом могли свободно посещать СССР как рядовые туристы. Поэтому Арье Кроль обратился к религиозным сионистам в других странах, и уже постепенно это “движение туристов” наладило связь между Израилем и советскими евреями.

 

Возвращение легальности

Летом 1988 года, впервые за 21 год, вернулась в СССР официальная израильская делегация. Действовала она при посольстве Нидерландов, которые представляли Израиль в СССР (а Финляндия представляла СССР в Израиле), и в ее составе были также сотрудники “Натива”, которые уже официально начали контактировать с советскими евреями. После же распада СССР, когда необходимость в борьбе за евреев отпала, поскольку евреи смогли свободно выезжать в Израиль и любую другую страну, деятельность “Натива” стала меняться.

Фактически за десятилетия работы “Натив” сумел выработать специализацию в представлении Израиля различными способами – на культурном, общественном уровнях, помогать связям между странами. В начале 1990-х годов в странах бывшего СССР появились Израильские культурные центры, которые действуют до сих пор и которые позволяют любым гражданам стран бывшего СССР получать информацию о Государстве Израиль, о культуре Израиля, образовании, истории, изучать иврит. Иными словами – познакомится с Израилем как со страной, открытой для общения. Как отмечает Глава «Натива» Нета Брискин-Пелег, культурные центры «Натив», это институты, призванные укреплять и расширять связь с культурой и традициями еврейского государства. Культурные связи, продвигаемые в последние десятилетия организацией «Натив» в странах бывшего СССР, стали важным звеном в межгосударственных отношениях Израиля с государствами Восточной Европы.

[1] Нехемия Леванон, Ха-код – «Натив» (Код – «Натив»). Тель-Авив: Ам Овед, 1995 (на иврите)
[2] Подробнее об этом, см.:  Яков Ливне, «Еврейская тема в отношениях Иерусалима и Москвы 1948-1954 гг. по материалам российско-израильского архивного проекта»// Евреи Европы и Азии: состояние, наследие и перспективы. Ежегодник ЕАЕК, Т. 2 (2019-2020/5780)/ Чернин, В. и Ханин, В. (З.), ред. – Иерусалим и Герцлия: Институт Иудики Еврейского Университета в Иерусалиме и Институт Евро-Азиатских Еврейских исследований, 2020, сс.   332 — 349
[3] См. Boris Morozov, Documents on Soviet Jewish Emigration (Frank Cass, 1999); Vladimir Khanin, Documents on Ukrainian Jewish Identity and Emigration, 1944-1990 (London: Frank Cass, 2003); Ziva Galili and Boris Morozov, Exiled to Palestine: The Emigration of Soviet Zionist Convicts, 1924-1934 (London: Routledge, 2007); Зеэв Ханин и Борис Морозов, «Предатели Родины»: еврейская эмиграция глазами советских властей [Bogdim beMoledet: Hahagira hayehudit beeynei hashilton haSovieti] (Tel-Aviv: Tel-Aviv University Press, 2005, на иврите); Борис Морозов, Еврейская эмиграция в свете новых документов (Москва: Иврус, 1998);

Хорошо ли это для евреев? Внешнеполитическая повестка музея Холокоста

Summary. Еврейские организации и/или поддерживаемые ими общественные, научные, информационные или культурные институты иногда оказываются вовлечены в те аспекты конфликтов, которые, на первый взгляд, напрямую евреев не касаются.  Но хорошо ли это для евреев? Очередным поводом обсуждения этого вопроса стало заявление по поводу азербайджано-армянского конфликта Иллинойского музея и центра изучения Холокоста, в котором его руководство фактически поддержало определение армянской стороны действий Баку в Карабахе как «второй (после этнических чисток в годы Первой мировой войны) геноцид». Что вызвало ответную реакцию видных представителей русскоязычной еврейской общины США.

Единого мнения по поводу такого рода ситуаций ни еврейскими зонтичными организациями, ни общественным мнением пока не сформулировано. Но сложно сомневаться, что прежде, чем предпринимать какие бы то ни было шаги или делать обязывающие заявления, лицам и организациям, выступающим от имени еврейского народа, во всех случаях требуется тщательная проверка фактов. Катастрофу еврейского народа не следует использовать для вербовки сторонников по «внешним» причинам. Это преуменьшает значимость Холокоста, поддерживая антисемитский стереотип о том, что у евреев нет ничего святого, что нельзя было бы продать за «достойную цену».

Любая война – это не только вооруженные столкновения на поле боя, но и сложная дипломатическая игра в интересах открыто или косвенно вовлеченных в них сторон, а также сопровождающий их масштабный пропагандистский антураж, который в ряде случаев включает и видимые еврейские аспекты. Последние по времени конфликты на постсоветском пространстве – новый виток азербайджано-армянского противостояния и российско-украинской войны – не стали исключением. Некоторые из таких аспектов, как, например, традиционный и «инструментальный» антисемитизм и борьба за историческую память в контексте этих конфликтов, которые в частности, обсуждались в статье, опубликованной EAJ Policy Papers в декабре 2022 г., вполне ожидаемо привлекли внимание и участие зонтичных еврейских организаций и общинных институтов.

Но имеются и ситуации, когда еврейские организации и/или поддерживаемые ими общественные, научные, информационные или культурные институты оказываются вовлечены в те аспекты конфликтов, которые, на первый взгляд, напрямую евреев не касаются.  Логично задать сакраментальный вопрос: хорошо ли это для евреев?

Таким вопросом и задалась группа видных представителей русскоязычной еврейской общины США, чье желание вернуться к этой по прежнему актуальной для евреев Израиля и диаспоры, в том числе ее русскоязычной части, теме был и конкретный повод: заявление Иллинойского музея и центра изучения Холокоста (llinois Holocaust Museum & Education Center – IHM&EC) по поводу ситуации в Нагорном Карабахе (в терминологии официального Еревана – Арцахе). В этом заявлении, опубликованном на официальном сайте музея, его руководство фактически поддержало определение армянской стороны действий Баку в этом районе как «второй геноцид» (подобный истреблениям и депортациям армянского населения Османской империей во время Первой мировой войны — Armenians are now referring to this moment as a “second Genocide”, echoing the atrocities against them by the Ottoman Empire during the First World War.) и призвало к санкциям в отношении Азербайджана. Иными словами, важное еврейское учреждение, по сути, заняло сторону в этом военном конфликте.

Именно этот факт, надо полагать, и вызвал беспокойство члена законодательного собрания штата Нью-Йорк Алека Брук-Красного, директора русскоязычного Евроазиатского отдела Американского еврейского комитета  д-ра Сэма Клигер (Sam Kliger, Director of Russian and Eurasian affairs, American Jewish Committee), президента Культурного центра евреев Кавказа в США Якова Абрамова, основателя и сопредседателя Ассамблеи диаспор мира (Чикаго) Леонида Барда, президента Бруклинской Бакинской Ассоциации Дружбы (Нью-Йорк) Мариетты Розенталь и главного редактора газеты Bukharian Times (Нью-Йорк) Рафаэля Некталова, которые в письме, направленном генеральному директору IHM&EC Бернарду Черкасову и председателю совета директоров этой институции Джордану Ламму подвергли критике необоснованный, по их мнению, призыв к санкциям в отношении Азербайджана.

Но так ли все обстоит на самом деле? Авторы письма предлагают отнестись к предубеждениям и фактическим ошибкам, которые они отметили уже в первых строках заявления Иллинойского музея, где спорный регион, объявивший о своей независимости по итогам первого витка армяно-азербайджанской войны 1994 г. и  составляющий порядка 15% международной признанной суверенной территории Азербайджана, именуется «Арцах, ранее известный как Нагорный Карабах». Однако, как известно, «Арцах» и «Нагорный Карабах» это два названия одной и той же территории, соответственно, армянского и советского происхождения. Нынешнее, используемое в официальном международном дискурсе название – «Карабах» (в переводе с азербайджанского – «черный сад»), в других языках название «Нагорный Карабах» не имеет значения.

Второй момент, вызвавший обеспокоенность критиков политического демарша глав Музея, стало манипулирование фактами. В частности, в заявлении IHM&EC ошибочно утверждается, что Азербайджан «окружил» регион после последней войны (в 2020 году), в то время как Азербайджан контролировал эту территорию с момента образования республики после распада Советского Союза и до 1994 года, когда регион был оккупирован армянскими войсками (при поддержке российских подразделений), в силу чего его вынуждено покинуло подавляющее большинство проживавшего там азербайджанского населения. В 2020 году пограничные конфликты между Азербайджаном и самопровозглашенной республикой Арцах, поддерживаемой Арменией переросли в полномасштабную войну, которую выиграл Азербайджан, вернув себе большую часть своей оккупированной территории, за исключением вышеуказанного анклава. Однако, как отметили в своем письме подписанты письма руководителям музея, последние не посвятил истории региона и его принадлежности Азербайджану до войны 2020 года ни одного слова.

Собственно, если бы дело ограничилось лишь этими, пусть и ошибочными и во многом предвзятыми моментами, американские русскоязычные общественные деятели thought leaders, возможно, воздержались бы от публичного обсуждения заявления Музея. Однако там имеется и еще ряд проблематичных позиций, которое, по мнению подписантов письма, потребовало существенно более жесткой реакции. Одним из таких утверждений является определение «сопоставимых с геноцидом» действий азербайджанского руководства, которое якобы блокировало анклав, «отключив электричество и прекратив почти все передвижение людей и товаров как в Арцах, так и из него», а также «перекрыло поставку природного газа в регион, что еще больше подрывает способность населения выживать посреди зимы». В то время как согласно решению Международного суда ООН от 22 февраля 2023 года, «Армения не представила достаточных доказательств того, что Азербайджан нарушает подачу природного газа и других предметов необходимости». Не говоря уже о том, что даже если бы эти утверждения были бы правдивыми, отождествление блокады региона с методичным, поставленным на промышленную основу, массовым убийством людей определенной национальности, выходит за рамки любой логики и моральной нормы.

Но главным и более общим, возмутившим многих в русско-еврейской общине США в заявлении музея моментом, является сам факт того, что занявшая одностороннюю позицию важная и авторитетная еврейская организация, призывает к политическим действиям, будучи центром, занимающимся изучением и преподаванием Холокоста. Такое учреждение, как музей Холокоста, несомненно, привлекает множество посетителей, желающих узнать об одном из самых чудовищных проявлений человеческой жестокости в истории. Если музей такого рода использует свою платформу для распространения дезинформации, призывая к политическим действиям в вопросе, совершенно не связанном с Холокостом, он, по мнению тех, кто разделяет позицию критиков этого шага и его мотивов, тем  самым создает неверные параллели в умах посетителей.

В частности, такие параллели практически немедленно навязывают использованные в качестве иллюстрации к заявлению музея, фото армянских женщин, протестующих с плакатами перед блокпостами на Лачинском коридоре – картина, напоминающая фотографии 40-х-е годов прошлого века, и очень похожа на изображения нацистских солдат, стоящих на страже с колючей проволокой между ними и еврейскими женщинами. Без объяснения того факта, что эти позиции занимают не азербайджанские военные, которые по соглашениям 2020 г. фактически не допускаются к пунктам, через который ведется снабжение анклава из Армении, а перед солдатами российского миротворческого контингента. Каковые и являются единственной силой, которая контролирует все что ввозится и вывозится из анклава и может войти на его территорию. Но даже если оставить в стороне это умолчание, сложно согласиться с подобными попытками манипулировать общественным мнением, ссылаясь на одно из самых трагических событий еврейской истории.

***

Попробуем сделать некоторые выводы из описанных выше сюжетов. Готовность еврейских организаций, активистов и институтов принять ту или иную точку зрения во внутриполитическом дискурсе своих стран, а также по отношению к их внешней политике – в случаях, года это имеет отношение к евреям диаспоры или Государству Израиль – понятна и естественна. Существенно более контроверсальной выглядит ситуация, когда такие еврейские субъекты вмешиваются в чужие, в полном смысле этого слова конфликты, кладя свой авторитет и статус на алтарь интересов одной из сторон, и особенно используя и тем самым тривиализируя события уникального исторического опыта еврейского народа.

Мнения в еврейских кругах на эту тему расходятся, и, как можно заметить, Иллинойский музей и центр изучения Холокоста, с одной стороны, и группа видных деятелей русскоязычной еврейской диаспоры США представили радикально противоположные позиции в этом споре.  Позиция Музея явно близка к убеждениям, популярным в прогрессистских и пост-сионистских кругах, исходящими, во-первых, из готовности поставить Холокост на одну доску, или, как минимум, обсуждать такую опцию, с декларированными трагедиями других народов – реальными (как армянский геноцид в годы Первой мировой войны или украинский Голодомор) или натянуто-манипулятивными, как например, официальная доктрина палестинских арабов, рассматривающих создание Государства Израиль в качестве «Холокоста палестинского народа». Естественным следствием такого подхода является и продемонстрированная в данном случае руководством IMH&EC готовность занять сторону в чужом конфликте, исходя из релятивистской интерпретации событий субъективного понимания морали и справедливости, вне связи с тем, какие последствия такие шаги могут иметь для евреев и Израиля.

Их оппоненты, в свою очередь, небезосновательно полагают, что откровенная политизация еврейских образовательных, культурологических и иных общинных структур приводит к тому, что, как и имеет место в случае музея и образовательного центра Холокоста, такие субъекты начинают транслировать определенные предубеждения, которые служат чуждой повестке дня, не имеющей никакого отношения к истории Холокоста и еврейской истории. Особенно, если подобная «идеологическая гибкость» носит селективный характер. (В качестве некоторой иллюстрации такого подхода, по мнению сопредседателя    Assembly of the World DiasporasЛеонида Барда стала реакция Illinois HM& EC, когда Бард в начале 2022 года обратился к ним с просьбой оказать информационную поддержку проекту Мемориала в честь израильских спортсменов, убитых палестинскими арабскими террористами tво время олимпиады в Мюнхене в 1972. Руководство музея отказалось это сделать, сославшись на то, что подобные проекты в память убитых израильтян (в отличие готовности поддержать проармянский нарратив) находятся за рамками миссии организации».

 Еще более проблематичным, по тем же мнениям, такие действиях выглядят в случае, когда такая поддержка (endorsement) высказывается в пользу страны, являющейся на сегодняшний день стратегическим союзником Ирана – государства, официальной политикой которого является уничтожение Израиля и чья пропаганда наполняет информационное пространство своих союзников самыми одиозными антисемитскими клише. И, соответственно, против такой страны Азербайджан, где подобная пропаганда практически не имеет никакого эффекта, и которая является одним из главных союзников Израиля в его жестком противостоянии иранскому режиму.

Подведем черту: единого мнения по поводу вопроса, должны ли еврейские организации вмешиваться в чужой конфликт, ни еврейскими лидерами, ни общественным мнением пока не сформулировано. Но каким бы ни был окончательный вывод, сложно сомневаться, что прежде, чем предпринимать какие бы то ни было шаги или делать обязывающие заявления, лицам и организациям, выступающим от имени еврейского народа, во всех случаях требуется тщательная проверка фактов.

И еще один момент кажется очевидным: еврейские учреждения, занимающиеся исследованием Холокоста и сохранением памяти о нем, не должны становиться трибуной или площадкой для каких-либо политических дебатов, еврейских или нееврейских. Катастрофу еврейского народа никогда нельзя использовать для вербовки сторонников по каким-либо другим причинам. Это преуменьшает значимость Холокоста, поддерживая антисемитский стереотип о том, что у евреев нет ничего святого, что нельзя было бы продать за «достойную цену».

Евреи Азербайджана или азербайджанские евреи? Дилеммы национальной и гражданской идентичности

Резюме. Республика Азербайджан не принадлежит к числу тех стран, в которых когда-либо существовали крупные еврейские центры, однако еврейское присутствие в нем было заметным на протяжении веков. Для еврейства Азербайджана характерны, как минимум, четыре частично пересекающихся вектора социокультурной и этно-гражданской и транснациональной идентификации. Это принадлежность к суб-этническим еврейским группам и их локальным сегментам; постепенное растущее чувство принадлежности к новой этно-гражданской группе – «азербайджанских евреев», формирующейся из различных компонентов общин «евреев Азербайджана»; принадлежность всех азербайджанских групп горских евреев к глобальной горско-еврейской диаспоре, сплачивающейся на основе кавказского происхождения, исторической памяти и единого культурного наследия, и сохраняющаяся принадлежность всех еврейских групп Азербайджана к «транснациональной диаспоре русскоязычного еврейства».

Притом, что евреи незначительно представлены во властных структурах Азербайджана, толерантное отношение руководства страны и большей части азербайджанского общества к еврейскому меньшинству в сочетании с подчеркнуто дружескими отношениями Азербайджанской Республики с Государством Израиль создают благоприятные условия для сохранения и даже укрепления организованной еврейской общины в этой стане.

Республика Азербайджан не принадлежит к числу тех стран, в которых когда-либо существовали крупные еврейские центры, однако еврейское присутствие в нем было заметным на протяжении веков.  Случай «евреев Азербайджана» особенно интересен, так как позволяет объемно рассмотреть ряд проблем, существующих в истории, а также социальной и культурной антропологии евреев. Картина еврейского присутствия в Азербайджане ставит целый ряд вопросов, значимых не только для изучения этой части еврейской диаспоры, но и принципиальных для дальнейшего развития академической иудаики в целом.

Этой теме было посвящено количественное исследование еврейской общины Азербайджана, проведенное Валерием Дымшицем, Велвлом Черниным и автором этой статьи по инициативе Евро-Азиатского еврейского конгресса и Фонда развития горских евреев СТМЭГИ Германа Захарьяева под эгидой ИЕАЕИ.

Ниже представлены основные выводы этой работы.

Демография общины

В зависимости от исторических причин численность евреев в стране колебалась, временами – весьма значительно.  Заметный рост еврейского населения Азербайджана был отмечен в начале ХХ в., когда в дополнение к старожильческому горско-еврейскому сообществу в экономически быстро развивающийся регион мигрировали евреи из европейской части тогдашней Российской империи. Этот процесс продолжался и после революции, в межвоенные годы, так как Азербайджан продолжал нуждался в специалистах для развития нефтедобычи и нефтехимической промышленности.

Еврейское население АзССР достигло своего демографического пика в 1970 г, когда всесоюзная перепись населения зафиксировала там 49,057 евреев. В последующие годы число евреев в республике стабильно снижалось (за счет ассимиляции и эмиграции, в том числе в Израиль и страны Запада) составив, согласно двум последним советским переписям 1979 и 1989 гг., соответственно, 44,345 и 39,297 человек.[1]

Во всех случаях эти цифры не включали несколько тысяч учтенных в качестве русских по национальности геров села Привольное (их предки, русские крестьяне, при не вполне выясненных обстоятельствах около двух столетий назад перешли в иудаизм и усвоили еврейскую этническую идентичность), но включала зарегистрированных в качестве «татов» горских евреев.

Так или иначе, сокращение численности еврейского населения шло по нарастающей, а в самом конце советской эпохи и после распада СССР этот процесс резко ускорился, прежде всего, за счет эмиграции, основными направлениями которой были Россия и, особенно, Израиль. В итоге, уже к концу первого постсоветского десятилетия ядро еврейской популяции этой страны сократилось на 80% — до 7,900.  Сегодняшние оценки численности еврейской общины Азербайджана колеблются от рассчитанных демографами 7.200 человек для «этнического ядра» (лиц гомогенного еврейского происхождения, а также лица смешанного происхождения, обладающие устойчивой еврейской идентификацией) и примерно 20,5 тыс. членов «расширенной еврейской популяции» (которая включает всех лиц, отвечающие критериям израильского «Закона о возвращении»).[2] И до 16,000-30,000 человек, которыми оперируют  еврейские организации Азербайджана, включая в расчеты евреев и членов их семей, «неучтенных», по их сведениям, последними переписями, а также не отвечающих критериям Закона о возвращении, но вовлеченных в еврейскую общинную деятельность представителей четвертого поколения смешанных браков и других членов еврейских семей.

Еврейская идентичность в Азербайджане и ее местный контекст

Не смотря на убыль численности или даже почти полное исчезновение из Азербайджана ряда еврейских этнолингвистических групп, их история и культура остаются частью коллективной истории и памяти еврейской общины этой страны и, более того, Азербайджанской республики в целом. Впрочем, такое могут сказать и многие другие страны, в которых евреев нет уже много столетий.

В Азербайджане, однако, речь идет не только о «единице памяти» местного общества, но и о вполне живом, функционирующем и сложно устроенном организме.  Хотя Азербайджан, как и многие другие постсоветские республики, пока далек от строго демократических стандартов, но это богатая страна, открывающая широкие профессиональные перспективы.  К тому же это светская страна, то есть в отличие от других мусульманских стран, религиозные меньшинства могут себя чувствовать в ней достаточно спокойно, также, как и те, кто ориентирован на светскую культуру.

Эпоха социального и демографического доминирования ашкеназских евреев в Азербайджане завершилась с распадом СССР и массовой еврейской эмиграцией, прежде всего – алией в Израиль 1990-х – 2000-х гг. Культурное влияние «европейских» евреев в стране все еще значительно, и эта ситуация вряд ли изменится в ближайшем будущем, но «первую скрипку» в еврейской общине Азербайджана теперь играют горские евреи. Одно из уникальных свойств этой группы в том, что она больше любого другого еврейского субэтноса оказалась связана со своей исторической территорией – Восточным Кавказом. Например, грузинские и бухарские евреи почти полностью выехали из Грузии и Узбекистана, соответственно, а горские евреи все еще представлены на Кавказе жизнеспособными общинами. Такая привязанность вызвана не только глубокой интегрированностью горских евреев в кавказский образ жизни, но и высокой степенью традиционности.

Для еврейства Азербайджана характерны, как минимум, четыре частично пересекающихся вектора социокультурной и этно-гражданской и транснациональной идентификации. Это, во-первых, диктуемая происхождением и местом нынешнего проживания ментальная, культурная и, во многих случаях, организационная принадлежность к суб-этническим еврейским группам и их локальным сегментам.

Во-вторых, постепенное растущее чувство принадлежности к новой этно-гражданской группе – «азербайджанских евреев», формирующейся из различных компонентов общин «евреев Азербайджана».  Как было сказано выше, укрепление такой идентификации в той или оной мере наблюдается среди всех евреев страны, особенно в ходе и после завершения последнего витка армяно-азербайджанского конфликта 2020 г.  А также благодаря развернутой про-иранскими исламистскими кругами антисемитской кампании и попыток делигитимации «сионистского режима Ильхама Алиева»)[3]. Но в наибольшей степени подобное определение можно на этом этапе отнести к проживающим в Азербайджане горским евреям.

В-третьих, принадлежность всех азербайджанских групп горских евреев, вне зависимости от места их нахождения, к новому феномену еврейского мира – глобальной горско-еврейской диаспоре, сплачивающейся на основе кавказского происхождения, исторической памяти и единого культурного наследия. При этом, основные импульсы такого сплочения, в том числе, усиление коммуникативной функции языка джуури и его роли символа субэтнической идентификации, исходят, в основном, из среди финансовой, интеллектуальной и политической элиты горских евреев, проживающей в за пределами Кавказа.  Не исключено, что интерес к сохранению культуры и языка постепенно дойдет из «вторичной диаспоры» и до «метрополии», то есть до Кавказа. Евреи Азербайджана начнут раньше или позже вкладывать ресурсы в сохранение своего языка и своей культурной идентичности.

В-четвертых, по-прежнему благодаря ряду исторических и современных факторов высок уровень идентификации всех еврейских групп Азербайджана, не только евреев ашкеназского происхождения, к «транснациональной диаспоре русскоязычного еврейства» [4]. Этот уровень поддерживается благодаря тому, что большинство горских евреев свободно владеет русских языком, обучает детей в школах с преподаванием на русском, а также благодаря тесным личным, культурным и деловым связям с еврейскими общинами России и «русского Израиля»)

Новым культурно-демографическим фактором может стать нынешний тренд еврейской эмиграции и реэмиграции на южный Кавказ из России. Пока невозможно предсказать, идет ли речь о временных транзитных мигрантах, либо какая-то часть из них решит остаться в Азербайджане на постоянное жительство. Их выбор будет зависеть в первую очередь от развития событий за пределами Азербайджана – прежде всего, в России, а также от политики Государства Израиль в отношении новой волны массовой репатриации из постсоветского пространства.  Но свою роль, несомненно, могут сыграть, при наличии у них соответствующего интереса, организационные и лоббистские усилия еврейских организаций Азербайджана.

Если не случится катастрофических перемен (от чего в последний год стало трудно зарекаться), то численность еврейского населения стабилизируется. Таким образом, в Азербайджане надолго останется небольшая, но устойчивая еврейская община. Если считать, что процессы, происходящие в подобного рода «синтетических» общинах (сложившихся из нескольких групп), носят закономерный характер, то постепенно сформируется новая общность – азербайджанские евреи за счет более глубокой интеграции на основе государственного языка и ассимиляции оставшихся еврейских меньшинств горскими евреями.

Евреи и власти в АР

Вне зависимости от своей численности еврейская община Азербайджана, и в дальнейшем будет играть заметную роль, как в жизни этой страны, так и в ее отношениях с Израилем и постсоветским пространством. Трудно не заметить, что за истекшие 31 год существования независимого Азербайджана евреи сыграли и продолжают играть уникальную роль в налаживании добрососедских и взаимовыгодных отношений этой страны с Россией и Израилем.

Евреи незначительно представлены во властных структурах Азербайджана (собственно, это характерно для большинства еврейских лидеров бывшего СССР, предпочитавших неформальное лоббирование интересов своих общин на уровне правящих элит прямому участию организованных еврейских общин в общенациональной политике конкретных стран).[5] Тем не менее, толерантное отношение руководства страны и большей части азербайджанского общества к еврейскому меньшинству в сочетании с подчеркнуто дружескими отношениями Азербайджанской Республики с Государством Израиль создают благоприятные условия для сохранения и даже укрепления организованной еврейской общины в этой стане.

В этом смысле роль евреев в Азербайджане значительнее, чем где-либо на постсоветском пространстве. (В еврейских кругах страны часто упоминают мнение президента Азербайджана Ильхама Алиева: поддержка руководством Азербайджана местной еврейской общины, среди прочих причин, не столько является результатом стратегического партнерства с Израилем, сколько, наоборот, ключевая роль евреев Азербайджана в выстраивании партнерства с еврейским государством позволяет им пользоваться поддержкой властей)[6].

Все эти процессы, лучшее понимание которых, на наш взгляд, может помочь всем, кто вовлечен в выработку политики развития организованного еврейского движения в этой стране, на долгие годы оставят евреев Азербайджана в фокусе исследовательского интереса антропологов, социологов, политологов. Равно как и лидеров, активистов и профессиональных работников локальных еврейских общин и их зонтичных организаций на региональном, континентальном и глобальном уровне.

[1] Тольц М. Демографический портрет евреев Азербайджана, 1959-1989. с. 133 http://www.demoscope.ru/weekly/2016/0693/analit01.php#_ftnref9
[2] Sergio DellaPergola, “World Jewish Population, 2019,” in:  Arnold Dashefsky and Ira M. Sheskin, eds., The American Jewish Year Book, 2019, Volume 119 (Cham, Switzerland: Springer, 2019), p. 335.
[3] Подробнее см.: Vladimir (Ze’ev) Khanin, “Russia’s War in Ukraine Shifts Dynamics in the Israel-Iran-Azerbaijan Triangle,” The Russian File. Washington: The Wilson Center, November 3, 2022, https://www.wilsoncenter.org/blog-post/russias-war-ukraine-shifts-dynamics-israel-iran-azerbaijan-triangle
[4]  Подробнее о феномене русскоязычного еврейства как особой этнической группы см.: Чернин В. К вопросу о русскоязычных евреях как субэтносе»: https://institute.eajc.org/eajpp-42/
[5] См.: Vladimir Khanin, “Institutionalization of the Post-Communist Jewish Movement: Organizational Structures, Ruling Elites and Political Conflicts, Jewish Political Studies Review, Vol. 14, Nos. 1-2, (2002), pp. 5 – 28;  Хаим Бен Яаков, «Мифы о «пятой колонне» и проблема двойной лояльности: евреи постсоветской Евро-Азии и государство Израиль», Euro-Asian Jewish (EAJ) Policy Papers, No 17 (March 27, 2019) https://institute.eajc.org/eajpp-17/
[6] О «еврейском аспекте» и факторе Израиля азербайджанской внешней политики см. Ханин З.  «Антисемитизм и еврейская тема в военных конфликтах на постсоветском пространстве» / Euro-Asian Jewish (EAJ) Policy Papers, No 47 (26 December 2022) https://institute.eajc.org/eajpp-47/

Транснациональная диаспора бухарских евреев – некоторые черты идентичности и структуры

Фото: GPO

 

Резюме. Точная численность бухарских евреев одной из субэтнических (этнолингвистических) групп еврейского народа, сформировавшуюся в позднем средневековье на территории Центральной Азии, и на сегодняшней день в основном проживающих за пределами своей этнической территории, неизвестна. Как и иные еврейские субэтносы бывшего СССР сегодня они представляют собой транснациональное сообщество, расселившееся во многих странах мира.

В то время, как в начале века в сохранении специфической общинно-культурной идентичности бухарского еврейства была заметна роль транс-государственных «зонтичных» центров этой группы, на новом этапе существенную роль начинают играть местные объединения. При этом доминирующим в самосознании этот группы остается этнокультурный фактор на фоне постепенного ослабления специфической общинной роли религиозного фактора.

Бухарские евреи представляют собой одну из субэтнических (этнолингвистических) групп еврейского народа, сформировавшуюся в позднем средневековье на территории Центральной Азии (в основном, в Бухарском эмирате, и частично — Хивинском и Кокандском ханствах), впоследствии ставшей частью Российской империи и СССР.

В поздне- и постсоветские времена основная масса бухарских евреев, которым и ранее была характерна значительная эмиграционная динамика (например, в XIX веке, по данным Гиоры Фузейлова в Израиль иммигрировала беспрецедентная, по сравнению с другими еврейскими общинами доля бухарских евреев – около 10%)[1] покинули свою этническую территорию. И сегодня — как и иные еврейские субэтносы бывшего СССР — они представляют собой транснациональное сообщество, расселившееся во многих странах мира.

Точная численность этой, сравнительно небольшой группы, по ряду причин, неизвестна. Согласно последней советской переписи 1989 г. в СССР проживали 36,152 бухарских евреев (из них 28,368 в Узбекистане и 4,879 в Таджикистане) — почти в полтора раза больше, чем в 1959 г., когда численность этой группы оценивалась в 23 208 человек. При этом в советские времена часть из них фиксировалась в переписях просто как евреи, а часть, возможно, и как таджики, язык которых бухарские евреи использовали в качестве своего этнолекта. В этой связи эксперты осторожно оценивают реальную численность еврейско-бухарского субэтноса в СССР в 1989 г. в 43-45 тысяч, к чему можно добавить еще несколько тысяч «бухарцев», покинувших СССР в 1970-1980-е гг. [2]

Массовая миграция бухарских евреев внутри и за пределы постсоветского пространства в 1970-е гг. и особенно — с началом в 1989-м «большой Алии» и распадом в 1991 году Советского Союза — значительно усложнила эту картину. Ее итогом, среди прочего, стало частичное смешение бухарских евреев с другими еврейскими субэтносами и ассимиляция в нееврейской среде, что ставит вопрос об общинно-культурной принадлежности второго и, тем более, третьего поколения этих мигрантов.[3] В результате, оценки общей численности еврейско-бухарских общин мира в начале этого века разнились от 100 до 300 тыс. человек[4](включая 200 тыс. только в Израиле[5]) в то время как экспертные демографические оценки этой группы остаются предметом дискуссий.

Например, Альберт Каганович оценивал в 2000 г. общую численность лиц, у которых, как минимум, мать является бухарской еврейкой, в 94 000 человек. Из них, по его данным, 63,8% (60 000) жили в Израиле; 26,6% (25 тыс.) в США; 3,2% (3 000) в Центральной Азии; 2,1% (2 000) в Австрии, и еще порядка 4,3% (4 000) — в других странах мира. Шесть лет спустя, по его же оценкам, общая численность этой группы составляла уже 102 000 лиц, включая, соответственно, 65; 28; 2,5; 4,5 и 2 тыс. в каждом из упомянутых регионов мира.[6] Другие авторы предлагают иные оценки.[7]

Так или иначе, страной крупнейшей концентрации бухарских евреев остается Израиль, где, по данным Министерства алии и интеграции, в конце 2022 года проживало (без учета второго поколения репатриантов) около 110 тыс. членов этого сообщества. (На втором месте — США, где бухарскоеврейская община, по оценкам ее лидеров, насчитывает порядка 48–50 тыс. человек (из них 32-34 тыс. – в Нью Йорке).[8] Намного меньшие, но все же заметные общины бухарских евреев, проживают в Москве, Вене и некоторых других столичных городах мира. В самой Центральной Азии сегодня осталось от нескольких сот до не более 2,000 бухарских евреев (в основном, в Узбекистане), где негативные демографические процессы, и прежде всего — продолжающаяся эмиграция, могут привести к исчезновению этой общины в ее «метрополии» уже в ближайшем будущем.

На протяжении последних 30 лет, в социокультурном портрете и организационной инфраструктуре этого транснационального сообщества произошли весьма существенные изменения. Как отметил израильский исследователь Зеэв Левин,[9] 1990-е годы стали временем расцвета локальных объединений бухарских евреев преимущественно религиозного плана, «заточенных» на решение социальных, экономических и культурно-религиозных проблем этой группы, обусловленных местной спецификой. Причем финансирование (и, соответственно, определение порядка приоритетов) общинных проектов практически повсеместно осуществляли зажиточные члены этих общин. С той лишь разницей, что в Израиле первоначально доминировали структуры, созданные устроенными старожилами для решения оперативных проблем новых репатриантов и их скорейшей интеграции в местное общество, и соответственно, служивших инструментами влияния общинных элит. В то время как в США и Австрии инициатива создания подобных синагогальных и иных структур изначально исходила из среды новых иммигрантов и была нацелена на «автономизацию» этих сообществ.

На практике, отмечают Рита и Натия Кузнецовы, исследовавшие бухарскоеврейские общины США, так же, как до этого в Израиле и Узбекистане, большинство бухарских евреев-иммигрантов  сплоченно расселились в Нью-Йорке (в районах Боро Куинс: Рего-Парк, Форест-Хиллс, Кью-Гарденс, Фреш-Медоус и Брайервуд), а также в штатах Флорида (в основном в Майами) и Аризона. Где и были сформированы ими многочисленные общины с развитой инфраструктиурой взаимопомощи и услуг. (По их данным, такая специфика расселения связана с тем, что UN International Organization for Migrations, занимавшаяся переселением бухарских евреев в 1990-2000-е гг. и местные НПО, помогавшие иммигрантам на начальных этапах жизни в новой стране так же способствовали тому, чтобы большинство иммигрантов оказались в двух-трех штатах и в сравнительной близости друг от друга). [10]

В итоге, как показало исследование российского антрополога Татьяны Емельяненко[11], бухарские евреи в местах их наибольшей концентрации – таких, как район Нью-Йорка Форрест-Хиллс в Квинсе (в основном, заселенный «прямыми мигрантами» из Центральной Азии) внесли в него своеобразие среднеазиатской жизни, включая кафе узбекско-таджикской кухни, архитектурный стиль домов и образа жизни.  Причем доминирующим в самосознания американских бухарских евреев все более становится этнокультурный фактор принадлежности именно к евреям Средней Азии и его демонстрация, и пропаганда через различные общественные организации, литературу, искусство, пищу, праздники, семейные обряды и пр. Что происходит за счет «универсализаци» (в том числе, под влиянием ХАБАДа) и постепенного ослабления специфической общинной роли религиозного фактора – в отличие от «коренных» евреев США, среди которых этот фактор, по ее мнению, остается преимущественным маркером принадлежности к еврейству.   Ту же картину отмечают и Кузнецовы, согласно наблюдениям которых с США члены бухарской общины переняли многие традиции и даже элементы стиля одежды как у живущих там израильтян, так и у хасидов. (Следует так же учесть, что связь с Хабадом у бухарских евреев, восходит еще к 19 веку, включая, как замечает З. Левин, обучение раввинов общины йешивах поселения Кфар-Хабад в Эрец-Исраэль/Палестине).

Количественное социологическое исследование и серия углубленных интервью, проведенных нами в столице Австрии – Вене, также показали, что в среде проживающих там членов общин «русских сефардов», включая бухарских евреев, религия выступает в качестве очень важной, но далеко не единственной части этнокультурного фона этих общин. Как и в Америке, специфическая модель суб-общинной еврейско-бухарской идентичности является более выраженной среди тех, кто был рожден в СССР и СНГ, и либо иммигрировал в Австрию напрямую, либо жил до нее в Израиле (в отличие от рожденных в Австрии, Израиле и других странах). Всему этому способствует и сохранение субэтнических объединений, структурированные вокруг секторальных религиозных, культурных и общинных центров и связанных с ними функциональных ассоциаций, а  также неформальных групп социального, профессионального, делового, культурного, семейно-кланового и дружеского общения и интересов, группирующихся как на базе структур первого и второго уровней, так и вокруг своего рода неформальных «квази-общинных институтов» – торговых предприятий, «домашних кружков», клубов, специфических «этнических» ресторанов, интернет-форумов и прочих платформ групповой социализации. [12]

С течением времени, однако, в сохранении специфической общинно-культурной идентичности бухарского еврейства стала заметна роль транс-государственных «зонтичных» центров этой группы, ставших, среди прочего, реакцией на «высокомерно-покровительственное», по мнению бухарско-еврейских общинных лидеров, отношение руководителей русско-еврейских объединений к «восточным» евреям бывшего СССР.[13]Собственно, первая такая попытка создания межобщинной организации бухарских евреев — «Международный союз евреев Средней (Центральной) Азии» — была предпринята в США еще в конце 1980-х годов. Однако до конца 1990-х такие инициативы, по мнению Левина, носили в основном декларативный характер.[14]

Несколько более значительную роль играл их израильский аналог — Организация (или «Альянс») выходцев из Бухары, который с разной степенью обоснованности выступал в качестве коллективного представителя сети «бухарско-еврейских» неформальных групп, НПО, синагогальных общин, информационных, благотворительных и иных проектов. В  феврале-марте 1999 года даже предпринималась попытка создания собственного политического лобби — партии «Лев — олим ле-маан Исраэль» («Лев — олим за государство Израиль», ЛОМИ), декларировавшей себя движением «русскоязычных сефардов» — выходцев из республик Средней Азии и Кавказа. Показательно, что официальная платформа партии пыталась обойти идеологические проблемы, основное внимание уделяя «общинным ценностям» бухарских евреев. Так или иначе, партия ЛОМИ получила на выборах в Кнессет в мае 1999 г. лишь 6 тыс. голосов, и соответственно, не прошла в Кнессет. (Большинство потенциальных избирателей предпочли тогда голосовать за Ликуд, другие репатриантские партии и особенно «общесефардский» ШАС). [15]

Ситуация реально изменилась лишь на рубеже столетий, с образованием в Иерусалиме в 2000 г. по инициативе и под патронажем известного израильского предпринимателя и филантропа Льва Леваева Всемирного конгресса бухарских евреев. (Структуры, которая, по мнению ее основателя, была призвана создать «глобальную систему общин, способную восстановить былую славу бухарского еврейства»).[16] Иерусалимскому съезду предшествовал состоявшийся в мае 1999 года первый конгресс бухарских евреев Северной Америки, собравший около 200 делегатов из 12 городов США и Канады. Индикатором этой трансформации организационной структуры бухарских еврейских лидеров стало и оживление их политической активности, последовавшее после краткого застоя, вызванного неудачей их общинной партии на выборах 1999 года.[17]

Впрочем, пройти в Кнессет ни на ближайших выборах 2006 г., ни позже, партии «Лев ле-олим» так и не удалось, но муниципальные движения сформировали свои фракции в 9 городских советах, причем в пяти из них представители этих движений занимали пост заместителей мэров. Кроме того, представители бухарской общины, так или иначе связанные с Конгрессом Леваева, были представлены и в иных партийных списках, что позволяло создавать неформальные коалиции на городском уровне.

В итоге, в Израиле, замечает З. Левин, ВКБЕ стал ведущей организацией бухарских евреев, опираясь на развернутую профессиональную структуру 20 координаторов культурной, политической, социально-общинной и образовательной (включая собственную сеть образовательных религиозных учреждений «Яд Хана») активности в городах и кварталах страны с высокой концентрацией «бухарцев». Конгресс также частично способствовал появлению в различных городах мира, включая Нью-Йорк, Ташкент, Самарканд и Тель-Авив отдельных музеев или музейных экспозиций, посвященных этому сообществу[18].

«Звездным часом» ВКБЕ, стал принятый в 2007 году Кнессетом закон о сохранении наследия евреев —выходцев из Бухары, чьим активным лоббистом был Конгресс, и выделение на эти цели государственного финансирования.[19] Закономерным итогом процесса стало объединение под «зонтиком» ВКБЕ большинства организаций бухарских евреев в Израиле и диаспоре.

Формально оставаясь независимыми, эти организации, так или иначе, выстроили свою деятельность в соответствии с повесткой дня руководства Конгресса, предполагавшей «получение бухарскими евреями религиозного образования, создание сети новых синагог и иешив, координацию деятельности всех религиозных структур, социальную поддержку членов общины, поддержку общинных издательств, театров, музеев, творческих коллективов и т.п.». Логично, что под влиянием деятельности ВКБЕ, а также организации «Ор Авнер» (в диаспоре) и системы школьного образования «Мааян» (в Израиле) в последние годы в бухарских общинах мира заметно возросла и укрепилась роль религии[20].

На протяжении нескольких последующих лет, на поле общинной политики ВКБЕ практически не имел конкурентов. (Среди немногих исключений, был Союз выходцев из Бухары в Израиле, созданный в свое время бухарскоеврейскими репатриантами прежних волн, который, не имея столь значительного финансирования, как Конгресс, не имел и соответствующего влияния на местах). Впрочем, уже в следующем десятилетии, Всемирный бухарский конгресс и аффилированные организации, по причинам, прежде всего, финансового, а также организационного и политического характера, заметно снизили свою активность.

Если исходить из того, что ведущей тенденцией бухарскоеврейского сообщества в Израиле и диаспоре остается курс на само-отграничение (без отказа от интеграции в местное общество) с целью сохраненияспецифической общинной культуры, то на новом этапе существенную роль могут сыграть местные объединения.В свою очередь, выступая 22 февраля 2023 г. на заседании в Кнессете, посвященном бухарским евреям в Израиля, Лев Леваев заявил, что Конгресс не является политической организацией, и готов поддерживать релевантные инициативы любых бухарских общинных организация, вне связи с их формальным статусом.

Вопрос, смогут ли эти сообщества мобилизовать необходимыми для этого демографические и иные ресурсы?  Попытки дать хотя бы частичный ответ на этот вопрос были представлены в статье д-ра Зеэва Левина и информационном материале д-ра Роберта Пинхасова, включенных в Третий выпуск ежегодного альманаха ИЕАЕИ «Евреи Европы и Азии», и посвященных современному состоянию бухарских еврейских общин, соответственно, Средней Азии и Северной Америки, по-прежнему играющих значительную роль в транснациональной общности бухарских евреев. Нет сомнения, что эта важная тема нуждается в дальнейшем углубленном рассмотрении.

[1] Fuzailoff, Giora. From Bukhara to Jerusalem: The Immigration and Settlement of Bukharan Jews in Eretz Israel(1868–1948). Jerusalem: Misgav Yerushalaimб 1995
[2] Mark Tolts, “Demographic Profile of the Bukharan Jews in the Late Soviet Period”, in: Inegeborg Baldauf, Moshe Gammer and Thomas Loy (eds.), Bukharan Jews in the 20th Century: History, Experience and Narration (Wiesbaden: Reichert Verlag, 2008), p. 78;  Alanna E. Cooper, “Looking Out for One’s Own Identity: Central Asian Jews in the Wake of Communism,” in Zvi Gitelman, Barry Kosmin, and Andras Kovacs (eds.), New Jewish Identities: Contemporary Europe and Beyond (Budapest – New York: Central European University Press, 2002), p. 89.
[3] Shmuel Shamai, and Zinaida Ilatov, “Assimilation and Ethnic Boundaries: Israeli Students’ Attitudes Toward Soviet Immigrants.” Adolescence 159 (2005): 682–693; Alanna Cooper, Bukharan Jews and the Dynamics of Global Judaism (Bloomington: Indiana Univ. Press, 2012), pp. 230-250.
[4]  См. например: «Бухарские евреи»// Хан-Тенгри/IA-Center, 26 мая 2020 г., https://ia-centr.ru/han-tengri/oriental/bukharskie-evrei/; Крылов А. В. «Еврейско-бухарская община в общественно-политической жизни Израиля». Аналитический доклад.  Институт международных исследований МГИМО МИД России, Москва, 2015 https://webcache.googleusercontent.com/search?q=cache
[5] См. «Овадья Фатахов: Мы занимаемся общиной»//Бухарскоеврейский  мир,  27 февраля  2009 г., http://www.bukharianjewishcongress.org/newspapers/610-we-engaged-in-community
[6] Albert Kaganovich, “The Bukharan Jewish Diaspora at the Beginning of the 21st Century,” in: Inegeborg Baldauf, Moshe Gammer and Thomas Loy (eds.), Bukharan Jews in the 20th Century: History, Experience and Narration, (Wiesbaden: Reichert Verlag, 2008), pp. 111-116 (цитируемая информация на с. 115)
[7] Zeev Levin, «From local to global: transformations of Bukharan Jewish community organization in the twentieth century», Nationalities Papers, 42 (2), 2014: 321-335
[8] Емельяненко Т. Бухарские евреи Нью-Йорка: особенности адаптации//Антропологический Форум, № 43, 2019. – сс. 41-60 (цитируемая информация на с. 42). https://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/043/emelyanenko.pdf
[9] Levin, «From local to global», pp. 323-327
[10] Рита Кузнецова, Натия Кузнецова, «Между русским миром и Израилем: политика идентичности бухарских евреев». Доклад на научной Конференции им. Бовина «Израиль в борьбе: грани противоречий в политике, экономике, обществе». Москва: ИВ РАН, 24 октября 2022.
[11]Емельяненко, «Бухарские евреи Нью-Йорка», cc. 51-3.
[12] Подробнее о «бухарском компоненте» в еврейской общине Австрии см. Vladimir (Ze’ev) Khanin “»Russians», «Sephardi» and «Israelis»: The Changing Structure of Austrian Jewry”, in Olaf Glöckner, Haim Fireberg and, Marcela Zoufalá (eds.), Being Jewish in Central Europe Today (Berlin: De Gruyter and Charles University Press, 2020), pp. 73-101
[13]Alana Cooper, Bukharan Jews and the Dynamics of Global Judaism (Bloomington: Indiana University Press, 2012)
[14] Levin, “From Local…”, p. 327
[15]Vladimir Khanin, “Israeli ‘Russian’ Parties and the New Immigrant Vote”, Israel Affairs, Vol. 7, Nos. 2-3 (Winter/Spring 2001), pp. 101-134
[16] Вести (Тель-Авив), 19.11.2000
[17] Ханин В. (З). «Русские» и власть в современном Израиле. – М.: Институт Ближнего Востока, 2004. – сс. 122-123.
[18]  Levin, “From Local…”, p. 331
[19] На практике действие закона вскоре было заморожено, и выделенное в момент принятия закона финансирование в дальнейшем не возобновлялось
[20] Крылов, «Еврейско-бухарская община в общественно-политической жизни Израиля»

Языковая дилемма евреев бывшего СССР в свете российско-украинской войны

Фото: Chief rabbi of Ukraine

 

Резюме. Многоплановое влияние идущей уже  10 месяцев войны России с Украиной не только на еврейское население этих двух стран, но и на еврейские общины постсоветского пространства в целом, а также – сообщества выходцев из бывшего СССР, живущих сегодня в десятках стран па пяти континентах, и особенно, в местах их наибольшей концентрации – Израиле, Северной Америке и ЕС. Запущенные войной миграционные и культурные процессы явно будут иметь свое выражение и в идентичности, и в социокультурных рамках глобально русско-еврейского субэтноса в целом и его локальных составляющих в частности. Однако, русский язык, по крайней мере пока, все еще имеет шансы сохраниться в качестве lingua franca этой транснациональной диаспоры.

Русский и иные языки в Израиле

Вторжение российской армии на территорию Украины 24 февраля 2022 года оказало и продолжает оказывать значительное влияние не только на еврейское население и организованное еврейское движение постсоветского пространства (прежде всего, на две ее крупнейшие общины – российскую и украинскую). Но и на сообщества выходцев из бывшего СССР, живущих сегодня в десятках стран па пяти континентах, и особенно, в местах их наибольшей концентрации – Израиле, Северной Америке и ЕС. Как запущенные войной миграционные и культурные  процессы повлияют на сформировавшуюся после распада СССР в декабре 1991 г. транснациональную постсоветскую еврейскую диаспору, включая модели идентичности и социокультурные рамки глобально русско-еврейского субэтноса  в целом, и его локальных (региональных и национальных) составляющих, в частности?

Данный вопрос, на который пока нет однозначного ответа, имеет много аспектов.  Одним из них является судьба русского языка, который до самого последнего времени был бесспорным lingua franca постсоветской еврейской диаспоры.  Можем ли мы и сегодня говорить о том, что «новый русско-еврейский субэтнос» и «русскоязычное еврейство»  останутся эквивалентными понятиями, то есть русский язык в зримой мере останется языковым маркером каждой из общин евреев бывшего СССР в постсоветских странах, в Израиле и странах Запада, или как минимум, всем понятным и принятым языком меж-общинной коммуникации? Либо уже в самом ближайшем времени русскоязычные евреи и члены их семей начнут массово и полностью отказываться от русского в пользу языков стран пребывания – украинский, молдавский/румынский, латышский, английский, иврит и т.д. А ареал русского языка ограничится единственным, пусть и одним из самых крупных, сегментом транснациональной диаспоры евреев бывшего СССР – Российской Федерацией (и возможно, Беларусью и Казахстаном)?

Пока сложно прогнозировать как будет развиваться события в очень уж отдаленной перспективе, но думается, что как минимум, в нынешнем поколении, ближе к истине будет, скорее, первая версия. Так, по наблюдению Марии Еленевской и Ларисы Фиалковой, русский язык как lingua franca весьма разнородной общины выходцев из 15 стран бывшего СССР в Израиле вполне благополучно пережил первый этап российско-украинского противостояния. Причем аналогии такой ситуации они отмечали в еврейских и нееврейских сообществах и в тех странах эмиграции, где в отличие от Израиля, русский не является почти единственным языком, поддержка которого в СМИ, профессиональной (пере-)подготовке, дополнительном образовании, и т. п., носит институционализированный характер.[1]

Естественно, легитимно ожидать, что несопоставимый как по масштабам вооруженного противостояния, так и по влиянию на население двух стран, их еврейские общины и мир в целом нынешний этап российско-украинского военного конфликта, последовавшего после прямого вторжения российской армии в Украину в феврале 2022, качественно изменит эту картину. Однако, по крайней мере пока, однозначно утверждать это также невозможно.

Показательным примером можно считать членов «военной алии» в Израиле. Как видно из итогов проведенного под руководством автора репрезентативного опроса репатриантов, прибывших в январе – мае 2022 г., русский язык, за вычетом единичных случаев, является основам средством коммуникации не только практически всех репатриантов из России (что понятно), но и подавляющего большинства выходцев из Беларуси, и почти 2/3 репатриантов из Украины (65%). Плюс об использовании в быту обоих языков – русского и украинского – заявили еще почти 17% репатриантов из Украины, это было немногим меньше той почти пятой части украинских евреев, которые в этом качестве упомянули украинский язык. Причем особой разницы в языковом вопросе между возрастными когортами также не было. Что особенно показательно в свете неприятия в воющей с Россией страной всего российского, включая зачастую русский язык и культуру.

Судя по тем же данным, русский язык чуть более активно используют в бытовом общении носители универсальной еврейской идентичности (те, кто считает себя «просто евреями», без привязки к конкретной общине или стране), национальные языки стран пребывания – заметно чаще выбирали лица, завившие о своей нееврейской этнической идентификации. А носители локального еврейского самосознания («российские евреи», «украинские евреи» и т. п.) закономерно, чаще заявляли о том, что они пользуются обоими языками – русским и иным в равной мере.  Тем не менее, русский язык как язык общения однозначно доминирует пока во всех культурно-языковых группах.

На самом деле, если брать Украину как наиболее показательный в данном случае вариант, нечто подобное происходит и в украинском обществе в целом. По данным всеукраинского опроса, проведенного социологической группой Рейтинг в марте 2022 г., сегодня имеет место заметный рост доли респондентов, которые считали своим родным языком украинский — с 57% в 2012 до целых 76% на момент опроса. И соответственное сокращение более чем вдвое (с 42 до 20%) доли респондентов, назвавших своим родным языком русский. В то же время, число тех, кто постоянно в быту пользовался только украинским языком, выросло незначительно – с 44 до 48%, а сокращение числа «декларировано-русскоязычных», по тем же данным, в основном идет в силу их перетекания в категорию «двуязычных» (с 15 до 32%).[2] Сложно сомневаться, что вывод социологов – “языковая самоидентификация и язык бытового общения – это две разные [социальные] площадки”, вполне применим и к процессу интеграции новых репатриантов в Израиле. А весьма существенным, если не главным каналом этого процесса является сложившаяся в стране община выходцев из бывшего СССР, чьим языковым маркером, вне зависимости из страны исхода ее членов, является русский язык (как основной язык бытового общения или русско-ивритское двуязычие).

Опыт эмигрантских общин стран Запада

Близкая схема, как показывают исследования разных лет, имело место и в крупнейшей русско-еврейской общине Европы – Германии[3], страны, которая, не считая Израиля, приняла и самую большую группу недавних иммигрантов-евреев из бывшего СССР. В нашем распоряжении нет данных количественных исследований (если таковые уже вообще проводились), которые позволяли бы заключить, примут ли новые иммигранты, намеренные связать свою судьбу с Германией и Европой в долгосрочной перспективе, уже сложившиеся в этой общине правила игры (в зависимости от поколения – русский язык и/или русско-немецкое двуязычие), или будут продвигать какие-то иные культурно-языковые стандарты.

На этом этапе опрошенные нами наблюдатели, достаточно глубоко вовлеченные в процесс приема и адаптации новых еврейских иммигрантов в Германии, практически единодушно, хотя и с определенными оговорками готовы поддержать первую, близкую к израильской модели, версию развития событий. По их оценкам, первым, а во многих случаях – ультимативным языком общения как «новеньких» между собой, вне зависимости от страны исхода, так и с иммигрантами  из бывшего СССР предыдущих поколений, является русский. И этот же язык пока доминирует на всех относительно массовых общинных мероприятиях. (Притом, что по тем же сведениям, определенная языковая «украинизация» части молодого поколения выходцев из Украины, там также присутствует).

Если это так, то тем более сомнительно ожидать изменения идентичной или близкой израильской модели культурно-языковой ситуации, сложившейся в последние десятилетия и в остальных общинах русско-еврейской диаспоры, которые приняли сравнительно скромное пополнение в лице представителей последней по времени волны евреев-иммигрантов и беженцев из бывшего СССР. Причем, как в крупных – таких как США, Канада, Австралия, так и сравнительно небольших общинах выходцев из бывшего СССР в странах Центральной (например, Австрия, Чехия) и Западной (Франция, Британия и Бенилюкс) Европы.

Сложнее предсказать, как будет выглядеть эта картина в долгосрочной перспективе. Например, захотят ли евреи-эмигранты из Украины прежних лет, составляющие порядка 40% еврейского населения и членов еврейских общин  Германии, полностью отмежеваться от своего русскоязычного наследия, в случае, если разрешение крупнейшего за 75 лет военного, социального и политического кризиса в Восточной Европе, каковым является нынешний российско-украинский военный конфликт, затянется. Если такое случится – то их примеру могут последовать и вновь прибывшие иммигранты.

С другой стороны, имеет место и разница между молодыми евреями Германии из семей выходцев из бывшего СССР, декларирующих свою аккультурацию в германском обществе, и иммигрантами более старших возрастных категорий, не стремящихся прокинуть русскоязычную среду ни в организованных еврейских общинах, ни в обществе в целом. И этот фактор может повлиять на сохранение доминирующей роли русского языка в еврейском общинном ландшафте Германии в долгосрочном плане.

Эта дилемма становится еще менее простой, если на следующем этапе развития местных организованных еврейских институтов к руководству в них придет значительное число молодых людей из семей уроженцев бывшего СССР. Чьи культурные и языковые ориентациями будут не обязательно сходными с соответствующими ценностями предыдущих поколений русско-еврейских общинных элит и активистов, либо вообще радикально отличаться от них.

Но теоретически можно представить и обратное – сохранение, или даже укрепление статуса русского языка и русско-еврейской культуры в случае, например, драматического изменения геополитической ситуации в бывшем СССР и/или новой значительной волны миграции оттуда русскоязычных евреев в Европу.

Разумеется, ответы на эти вопросы будут получены в будущем. Пока же, думается, что вряд ли стоит в ближайшие десятилетия ожидать существенного подрыва статуса русского языка в этой диаспоре в его как коммуникативной, так и этно-символической функции. Причем именно модель «русского Израиля» (где в отличие, например, от Европы, русскоязычная культура носит выраженный еврейский акцент и, как замечают наблюдатели, не является «геополитической угрозой»[4]) очевидно, во многом будет задавать тон в транснациональной диаспоре евреев бывшего СССР в целом.

Особенно, если прогноз о сохранении русского языка в качестве основного инструмента коммуникации и этнического и культурного символа транснациональной диаспоры евреев бывшего СССР, окажется реальным.

[1] Maria Yelenevskaya and Larisa Fialkova, “Linguistic Landscape and What It Tells us about the Integration of the Russian Language into Israeli Economy”, Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Лингвистика/Russian Journal of Linguistics, 2017, 21 (3), p. 562
[2] Соцiологична група «Рейтинг» (“Rating” Sociological group). Шосте загальнонаціональне опитування: мовне питання в Україні (19 березня 2022). Press-release, Київ, 25 березня 2022 року. (Received by e-mail, 25 May 2022)
[3] Y. Michal Bodemann and Olena Bagno, “In the Ethnic Twilight: the Paths of Russian Jews in Germany,” in Bodemann, Y.M. (ed.) The New German Jewry and the European Context. New Perspectives in German Studies. Palgrave Macmillan, London, 2008, pp. 158 – 176; Eliezer Ben-Rafael, “Germany’s Russian-speaking Jews Between Original, Present and Affective Homelands,” in H. Fireberg and O. Glöckner (Eds.), Being Jewish in 21st-Century Germany (Berlin and Boston: De Gruyter, 2015), pp. 63 – 80; Eliezer Ben-Rafael, Olaf Glöckner and Yitzhak Sternberg, Jews and Jewish Education in Germany Today. Leiden: Brill, 2011
[4] Мнение Михаила Гуревича, члена экспертного совета Российского еврейского конгресса, видного израильско-российского медиаменеджера. (Персональное интервью, Тель-Авив июнь 2022

Литература на идиш как зеркало и инструмент русско-еврейской идентичности

Источники фото: Газета ЕАО, Газета Обзор, Виртуальные выставки

 

Резюме. Несмотря на уже завершившийся языковой сдвиг восточно-еврейского еврейства (переход со своего этнического языка – идиша на русский) и консолидацию русскоязычного еврейства в особую этнолингвистическую группу в составе еврейского народа, литература на языке идиш, остается существенным фактором их идентичности. Кроме того, русскоязычные евреи играют сейчас ведущую роль – как в творческом, так и в организационном смысле — в литературе на идише в целом. При этом идиш и созданная на нем в Израиле и еврейской диаспоре культура равно символизируют не русскую и не израильскую, а именно еврейскую составляющую в современной многоуровневой идентичности русскоязычного еврейства.

Литература на языке идиш, несмотря на уже завершившийся языковой сдвиг восточно-еврейского еврейства (переход со своего этнического языка на иной язык, в конкретном случае – с идиша, которым хотя бы частично владеют менее 10% этой группы, на русский) и консолидацию русскоязычного еврейства в особую этнолингвистическую группу в составе еврейского народа, остается существенным фактором их идентичности. Кроме того, русскоязычные евреи играют сейчас ведущую роль – как в творческом, так и в организационном смысле — в литературе на идише в целом. Представляется возможным назвать три основных причины этого явления:

Именно Восточная Европа, в которой сформировалось и отчасти продолжает проживать до сих пор русскоязычное еврейство, была на протяжении многих поколений тем регионом, в котором была сконцентрирована основная масса ашкеназских евреев и где они составляли заметный процент населения. Большая часть фольклорных произведений на идише возникла в Восточной Европе и изначально была подвержена серьезному славянскому языковому влиянию. Новая литература на языке идиш была создана на протяжении XIX – первой половине ХХ века также в Восточной Европе или выходцами из Восточной Европы. При этом она была изначально теснейшим образом связана как со славянскими языками в их устной форме, так и с русскоязычным литературным творчеством, в том числе с русско-еврейской литературой.

Соответственно Восточная Европа воспринимается и теми пишущими на идише современными литераторами, которые никогда там не были и не владеют славянскими языками, в качестве коллективного «OldHome» восточноевропейского еврейства и виртуальной Родины литературы на идише (достаточно упомянуть хотя бы название популярного четырехязычного – английский, польский, немецкий и иврит – интернет-сайта Музея истории польских евреев «Virtual Shtetl», в котором приводится информация не только по истории еврейских общин на территории современной Польши, но и практически по всей территории Восточной Европы).

Само по себе это обстоятельство как бы превращает родившихся в бывшем СССР литераторов, пишущих на идише, в «естественных продолжателей» литературных традиций восточноевропейских евреев. Восприятие их творчества на идише как чего-то особо «аутентичного» связано с тем фактом, что они родились и выросли «на пепелище» уничтоженной Холокостом восточноевропейской ашкеназской цивилизации, а не в тех странах, в которых восточноевропейские евреи обосновались в результате массовой эмиграции конце XIX – первой половины ХХ века, и данное обстоятельство дает о себе знать как в языке, так и в тематике их произведений.

Однако речь в этой статье идет не об уроженцах Восточной Европы в целом, а конкретно об уроженцах бывшего СССР. Поэтому, помимо скорее эмоционального, чем прикладного восприятия Восточной Европы, как виртуальной Родины литературы на идише, чрезвычайно важна специфика советской этнолингвистической политики в отношении евреев. В то время, как отношение советских властей к идишу колебалось от активной поддержки до замалчивания и постепенного вытеснения, их отношение к ивриту было изначально открыто враждебным, что привело уже в конце 20х годов прошлого века к исчезновению каких бы то ни было легальных возможностей как для продолжения литературного творчества на этом языке, так и для его изучения в СССР. Это превратило литературное творчество на идише, по выражению Хонэ Шмерука в «единственную, доступную советским евреям возможность национального самовыражения» и способствовало закреплению за ним роли важного фактора национальной идентичности советских и постсоветских евреев, уже не владеющих языком идиш. Литература же на иврите, когда активно развивавшая в России, превратилась для поколений евреев, родившихся в СССР, в проявление культуры, связанной с Государством Израиль и сионизмом, но не с аутентичной для них восточноевропейской еврейской идентичностью.

Говоря конкретно об авторах, продолжающих создавать свои произведения на идише в ХХI веке, следует иметь в виду, что значительная часть тех из них, кто занимает в ключевые позиции в современной литературе на идише, получили профессиональную литературную подготовку в позднесоветский период, в первую очередь в группе «Идиш» Высших Литературных Курсов при Литературном Институте им. М.Горького в Москве, которые были организованы бессменным главным редактором журнала «Советиш геймланд» Ароном Вергелисом и финансировались советскими властями. Среди выпускников группы «Идиш» (она набиралась дважды) были Лев Беринский, Борис Сандлер, Михаил Крутиков, Моисей Лемстер и автор данной статьи.

Другие писавшие на идише советские авторы, принадлежащие к поколению, родившемуся в конце 40-х – 50-х года, публиковались в платившем гонорары (в отличие от современных литературных изданий на идише) солидном ежемесячном журнале «Советиш геймланд», органе Союза Писателей СССР. Первые книги двоих из них – Льва Беринского и Бориса Сандлера были изданы в московском издательстве «Советский писатель» за счет советского государства. Эта специфическая для СССР ситуация, вызванная готовностью советского режима в последние десятилетия его существования вложить некоторые средства в поддержание хотя бы фасада еврейской советской культуры (при полном отсутствии преподавания идиша в школа на большее уже не приходилось рассчитывать), несомненно, способствовала их профессионализации.

Нынешняя востребованность литературы на идише в качестве элемента этнической идентификации определенных групп еврейского народа, причем отнюдь не только русскоязычных евреев, вызвана не ностальгией по советскому прошлому, а тем обстоятельством, что, будучи этническим еврейским языком, идиш одновременно с этим, в отличие от иврита, является и языком европейским – как с точки зрения генетической, так и с точки зрения своего традиционного географического распространения. Язык идиш и созданная на нем богатая светская культура, являющаяся национально-еврейской и европейской одновременно, в состоянии служить в качестве символа альтернативной как по отношению к новому (во всяком случае для сохраняющих русский язык как свой основной или один из основных языков евреев) ивритско-ближневосточному, так и по отношению к традиционно-религиозному (каковой для большинства современных русскоязычных евреев тоже является если не новым, то очень «хорошо забытым старым») типам еврейской идентичности – как Диаспоре, так и в Государстве Израиль.

Попытка поиска европейских параллелей этому, казалось бы, специфически еврейскому культурно-идентификационному явлению неизбежно заставляет вспомнить о целом ряде национальных литератур, создаваемых сейчас на языках, которыми уже не владеют в полной мере или даже не владеют вообще большинство представителей соответствующих этносов. Литературы на некоторые из этих языков – например, ирландском, баскском и белорусском — пользуются поддержкой со стороны государственных органов. Функционирование литератур на других — например, бретонском и окситанском – поддерживается исключительно общественными организациями. В таких случаях, как современные литературы на мэнкском и корнском языках, речь идет о сравнительно небольших группах энтузиастов, пытающих ревитализировать их. Однако все эти литературы востребованы в качестве символов соответствующих этнических идентичностей.

В отличие от перечисленных миноритарных европейских языков и их литератур, идиш и создаваемая на нем в XXI веке литература нигде не могут служить в качестве символа этнической идентичности большинства. В Государстве Израиль, где евреи составляют абсолютное большинство населения, место национального языка – как на уровне повседневной языковой практики, так и на уровне этнического символа – прочно занимает иврит. Однако, возвращаясь к русскоязычному еврейству, следует подчеркнуть, что сам факт его формирования как особой субэтнической/этнолингвистической группы является продолжением многовековой традиции многоступенчатости еврейской идентичности и ее традиционного многоязычия.

Идентификационно-лингвистическая специфика этой лишь недавно сформировавшейся субэтнической группы еврейского народа состоит в том, что «своими» языками для нее являются и иврит, и русский, и идиш.

Первый – как общий для всех евреев язык древней национально-религиозной традиции (а также, в последние десятилетия, как язык меж-общинной, а для младшего поколения и внутриобщинной коммуникации членов живущей в Израиле самой большой на сегодняшний день этно-гражданской группы транснациональной русско-еврейской диаспоры).

Второй – как основной разговорный и литературный язык данной общности, а третий – как язык исторически недавнего прошлого русскоязычного еврейства, объединяющий его в единое историко-культурное целое с другими новыми субэтническими группами преимущественно ашкеназского происхождения, в первую очередь – с англоязычным и испаноязычным еврейством, а также с ивритоязычными ашкеназскими евреями Израиля. При этом идиш и созданная на нем культура символизируют не русскую и не израильскую, а именно еврейскую составляющую в современной многоуровневой идентичности русскоязычного еврейства.

Антисемитизм и еврейская тема в военных конфликтах на постсоветском пространстве

Резюме. Еврейская тема занимает заметное место в двух масштабных вооруженных конфликтах на постсоветском пространстве последнего времени – нового витка противостояния Азербайджана и Армении в 2020 и 2022 гг., и начавшейся 24 февраля 2022 г войны в Украине,  но ее проявления, однако, не идентичны. В то время как руководство России пытается оправдать свои действия необходимостью борьбы с «захватившим власть в Киеве радикально-националистическим, фашистским и антисемитским режимом», украинские лидеры широко оперируют темой «российской агрессии как «нового Холокоста»». Причем, если общины евреев Украины почти тотально мобилизовались в поддержку военного и политического руководства страны, российских лидеров, по крайней мере пока, удовлетворяет минималистский вариант – формальное проявление лояльности официального руководства еврейских организаций РФ. Иной выглядит ситуация на Южном Кавказе, где в политическом дискурсе обоих противостоящих государств, Азербайджана и Армении, еврейская тема практически целиком продвигается внешними интересантами, ведущую роль среди которых играет радикальный исламистский иранский режим, и носит выраженный антисемитский характер.

Среди множества аспектов двух масштабных вооруженных конфликтов на постсоветском пространстве последнего времени – нового витка противостояния Азербайджана и Армении в 2020 и 2022 гг., и войны в Украине, начавшейся после вторжения российской армии 24 февраля 2022 г., не последнее место занимает и еврейская тема. И хотя во всех случаях обращение к ней как властей этих стран, так и вовлеченных в данные конфликты внешних субъектов носит умеренный или выраженный «инструментальный» характер, ее проявления, однако, не идентичны.

Евреи и Израиль как фактор постсоветских войн

Руководство России пытается использовать еврейскую карту как часть идеологического оправдания вторжения в Украину как якобы, борьбы с «захватившим власть в Киеве радикально-националистическим, фашистским и антисемитским режимом». В Украине, в чьем руководстве диспропорционально широко представлены лица с еврейскими корнями (включая президента страны, министра обороны, мэра столицы и ряда других ключевых фигур) напротив, широко используют нарратив российской агрессии как «нового Холокоста», пытаясь таким образом повлиять на международное, особенно еврейское, общественное мнение, а также вынудить Израиль стать фактическим субъектом вооруженного противостояния с Россией. В свою очередь, в Москве, как минимум, рассчитывают, на то, что Израиль, учитывая приоритеты своих интересов в сфере безопасности в ближневосточном регионе, где он находится, и где немалую роль все еще играет РФ, не выйдет за рамки своей нынешней политики оказания масштабной гуманитарной, дипломатической и материальной помощи Украине. И будет воздерживаться от поставок ВСУ вооружений, принципиально меняющих расклад на поле боя, а также официально не присоединится к экономическим санкциям Запада в отношении России (на практике, не предпринимая действий, которые помогали бы эти санкции обойти).

Линия официального Киева, насколько можно судить, находит полное понимание у еврейской общины страны, почти тотально мобилизовавшейся в поддержку военного и политического руководства страны. В то время как российских лидеров, по крайней мере пока, удовлетворяет формальное проявление лояльности официального руководства еврейских организаций РФ, которые продолжают поддерживать корректные отношения со своим собратьями в Украине – как в двустороннем плане, так и на платформе международных еврейских организаций. Но при этом вынуждены учитывать положение более чем полумиллионного (в критериях ЗОВ) еврейского сообщества страны, в некотором смысле остающегося «заложником» доброй воли российских лидеров.

Последнее по времени послание такого рода имело место в начале декабря с. г., когда, по данным канала 11КАН ТВ Израиля, представители Кремля дали понять Иерусалиму, что «поражение России в войне с Украиной незамедлительно приведет к волне антисемитизма (поиску «козла отпущения»), которую пока купирует только Владимир Путин», в силу чего, по мнению российской стороны, «Израилю не стоит препятствовать выводу российских вооружений из Сирии, чтобы задействовать их в других нужных российской армии местах».[1](Близкая схема отношений небольшой, но все же третьей по численности среди стран бывшего СССР еврейской общины и властей просматривается и в Беларуси, де факто являющейся союзником России в этой войне).

Иными словами, и Киев, и Москва рассматривают местных евреев и еврейский мир в целом в качестве положительного актива для достижения оперативных и стратегических целей. Разумеется, «латентный» или бытовой антисемитизм с «отменой» государственного антисемитизма в СССР накануне его распада в обеих странах также не исчез, и временами вылезает на поверхность в виде редких случаев hate crime, чаще – в виде hate speech, и особенно часто в виде антисемитских прокламаций в социальных сетях. После 24 февраля 2022 России и Украины такие сюжеты регистрировались вслед за антисемитскими сентенциями российских политиков (такие как нашумевшее заявление главы МИД РФ С. Лаврова о Гитлере, у которого, якобы «тоже была еврейская кровь», и что «самыми ярыми антисемитами бывают сами евреи»[2]). Либо в качестве реакций на критические – и, надо признать, далеко не всегда уместные – заявления в адрес Израиля украинских публичных фигур и обсуждения поддержки Украиной явно антиизраильских резолюций в ООН,

Масштабы этого феномена, впрочем, преувеличивать тоже не стоит, равно как и на этом этапе нет пока оснований говорить о системном инструментально-политическом антисемитизме властей в России, и тем более – в Украине.

На Южном Кавказе ситуация в этом смысле выглядит принципиально иной: в политическом дискурсе обоих противостоящих государств, Азербайджана и Армении, еврейская тема звучит вполне отчетливо, но она продвигается практически целиком внешними интересантами, ведущую роль среди которых играет радикальный исламистский иранский режим.

Как известно, объявленной целью режима аятолл является «стереть с политической карты Израиль», который им видится в качестве одного из главных препятствий для расширения радикальной шиитской «исламской революции» и установления гегемонии Ирана в регионе «Большого Ближнего Востока». Потому не удивляет, что антисемитизм традиционно составляет значительный компонент идеологического обоснования этой стратегии. Однако, если в прошлом официальная иранская пропаганда в основном оперировала конструкциями «нового антисемитизма», включая критику «сионизма как инструмента угнетения мусульман» и отрицания Холокоста, то в последние годы в ней стали отчетливо проступать классические антисемитские клише («евреи правят миром» и пр.) Достаточно взглянуть, например, на свежий твит посольства Ирана в Австралии,  утверждающий,  что евреи управляют и управляли правительством США при разных президентских администрациях[3]. Или же публикация Иранским Jewish Studies Center свыше 1,000 антисемитских материалов[4].

Подобные сюжеты, уже доказавшие свою сравнительную эффективность[5] в продвижении интересов иранских исламистов в ряде арабских и мусульманских стран, стали частью пропагандистских усилий, сопровождающих геополитическую активность Ирана также и на Южном Кавказе. Интерес Тегерана в этом регионе состоит в максимальном ослаблении близкого союзника еврейского государства – Азербайджана, ведущего поставщика Израилю нефти и масштабного покупателя израильских военных и гражданских технологий, с одной стороны. И с другой – в укреплении зависимости от Ирана, его собственного стратегического партнера – Армении (возможности чего расширяются в свете резкого снижения российского присутствия на южном Кавказе),[6] включая торпедирование планов Зангезурского транспортного коридора, призванного связать  Азербайджан с Турцией через пограничный с Ираном и окруженный с севера и востока территорией Армении азербайджанский эксклав Нахичевань.

Очевидно, что антисемитизм, в том или ином его варианте, должен был стать частью усилий иранских спецслужб по дестабилизации Азербайджана[7] путем разжигания этнического и религиозно-сектантского сепаратизма. Но в Тегеране, вероятнее всего, понимали узость перспектив продвижения «классических» антисемитских лозунгов в стране, традиционно демонстрирующей высокий уровень толерантного отношения к евреям. Потому иранцам пришлось ограничиться попытками делигитимации (в том числе, под флагом якобы правозащитных организаций хомейнистского толка) «сионистского режима президента Алиева». Впрочем, на фоне взрывного роста в азербайджанском обществе популярности Израиля как надежного союзника, играющего критическую роль в обеспечении безопасности и технологическом развитии этой кавказской республики, эффект и этих усилий Тегерана был минимальным.

Армянский сценарий

Параллельно с волной антиизраильской пропаганды в отношении Баку, сопровождавшей, как мы уже отмечали ранее, маневры иранских войск у границ Азербайджана и активизации подрывных ячеек Тегерана в этой стране, существенная эскалация антисемитской риторики наблюдается и в Армении. Практически идеальное совпадение этих двух тенденций по времени, включая резкое усиление веса антисемитских и антисионистских[8]сюжетов, появляющихся электронных и иных армянских медиа, ранее намного более вяло обсуждавших эти темы, заставляет с высокой степенью уверенности предполагать значительную роль Ирана и в этом случае.

Похоже также, что в отличие от Азербайджана, агенты иранского влияния явно не видят проблем оперировать не только антисионистскими клише, но и всем спектром антисемитских нарративов. Преставления, что в Армении такие посылы могут быть восприняты с пониманием, на первый взгляд подтверждают два часто цитируемых исследования: World Antisemitism Index влиятельной транснациональной еврейской организации Anti-Defamation League за 2014 г.  и проведенное двумя годами позже авторитетным вашингтонским Pew Research Center исследование уровня антисемитизма в 18 европейских странах, включая Армению.

Действительно, согласно исследованию ADL те или иные антисемитские стереотипы были присущи более половины (58%) взрослого населения Армении. 72% опрошенных были тогда уверены, или не исключали, что «евреи имеют слишком много власти в деловом мире» и 68% в той или иной мере соглашались, что «евреи более лояльны Израилю, чем в стране, в которой они живут».

Наиболее одиозные антисемитские стереотипы – что «евреи сами виноваты в антисемитизме», что «евреи всегда себя считают лучше других» разделяли тогда соответственно 63% (то есть, почти две трети) и более половины (53%) опрошенных, а 45% считали, что «евреи слишком выпячивают тему Катастрофы. Наконец, традиционные обвинения евреев в том, что они «контролируют правительство США» и имеют «слишком большое влияние на международные дела» были близки пониманиям более половины (по 51%) опрошенных граждан страны, а 38% вообще считали, что «евреи ответственны за все войны в мире». [9]

В свою очередь, 32% армянских респондентов, принявших участие в исследовании Pew Research Center в 2015-2016, признали, что они с трудом готовы принять евреев в качестве сограждан (высший процент среди респондентов, опрошенных в тогда в 18 европейских странах) и лишь 18% были готовы принять евреев в качестве членов семьи по браку. (Впрочем, еще меньше – 7% участников опроса в Армении — были готовы видеть в таком качестве мусульман). [10]

Однако, лидеры и активисты местной крошечной (не более 280 семей) еврейской общины и тогда, и сегодня настаивают, что представления об антисемитизме армян сильно преувеличены – речь, по их мнению, идет о латентных настроениях, редко переходящих в активную фазу, и в основном подпитываемых раздражающим Армению оборонным партнерством Иерусалима и Баку, а также, как принято считать, и неготовностью Израиля признать турецкую резню армян в 1915-16 гг. явлением, аналогичным Холокосту евреев.[11]

С точки зрения Израиля, данные претензии не оправданы. И дело не только в том, что официальное принятие Израилем устраивающей Ереван формулировки геноцида армянского народа вызовет негативную реакцию не только в Турции, но и в Азербайджане, который занимает первое место среди мусульманских стран по товарообороту с Израилем, фактически заменил Турцию в качестве главного стратегического союзника Израиля в тюркском мире и солидарен с еврейским государством по поводу опасений, касающихся иранской угрозы. В то время как Армения (товарооборот Израиля с которой весьма невелик) напротив, является, как сказано, близким стратегическим партнером Ирана.

Это происходит совсем не из-за политического цинизма израильского правительства, и совсем не потому, что израильтянам нет дела до исторической памяти и национальных трагедий других народов (дело обстоит ровно наоборот).[12] А вследствие имеющегося в израильском обществе осознанного или неосознанного возражения против явления, именуемого «тривиализацией Катастрофы европейского еврейства», особенно если речь идет об инструментальных, то есть, преследующих политические и идеологические цели, попытках «отзеркалить» еврейскую трагедию.  Максимально упрощая, можно сказать, что в Израиле мало кто готов ставить знак равенства армянской трагедией и Холокостом. Например, турки вырезали армян на занятой ими территории в ходе военных действий – и этому нет, и не может быть оправдания, но вряд ли их программной целью было истребить всех армян в мире, аналогично цели, которую преследовал в отношении евреев гитлеровский режим.

В свою очередь, среди армянских лидеров и публичных фигур сегодня есть и те, кто осознает весьма малую дипломатическую и геополитическую перспективность бесконечного муссирования темы «непризнания Израилем и евреями армянской трагедии», и готовы признать, что на рынке исторической памяти имеется и более   продуктивный нарратив «двух братских народов, объединенных многовековым сотрудничеством, сходной национальной трагедией, и похожими исходными условиями национально-государственного строительства».[13]  Но хотя такой сдвиг мог бы стать выходом из идеологического «клинча», являющегося тормозом в развитии двусторонних отношений, его сегодня не готовы принять не только радикальные националисты, но и мейстрим армянского политического и культурного истеблишмента. А это, в свою очередь, легко транслируется на широкие общественные круги этой страны – и открывает широкие возможности для иранских пропагандистов и про-иранского лобби, как в самой Армении, так и в армянских общинах диаспоры, например в таких странах, как Франция[14] и США.[15]

В нынешней ситуации это становится особенно важным для Тегерана, стремящегося укрепить свой статус безальтернативного патрона Армении, и потому не жалеющего усилий для того, чтобы максимально повредить ее репутации на Западе и «затоптать» пока еще неуверенные ростки сближения Еревана с Иерусалимом. А также не допустить, на фоне тревожащих иранских лидеров попыток Армении и Турции урегулировать многолетние разногласия, присоединения Армении к Израильско-Азербайджано-Турецкому вектору понимания и учета взаимных интересов, осторожно выстраиваемому по инициативе Алиева и способному сильно повредить региональным амбициям и интересам Ирана.

«Русскоязычный след»

Потому похоже, что мотивация ряда армянских изданий, как по команде взвинтивших градус антисемитизма своих многочисленных публикаций, масштабно подпитывается из внешних источников. Электронные издания и социальные сети (особенно, Телеграмм-каналы, куда замечается массовый отток жителей Армении из сервисов «В контакте» и из Фейсбука) начиная примерно с октября с. г. (параллельно с маневрами иранской армии и активностью спецслужб Ирана на границе с Азербайджаном) оказались буквально переполнены декларациями, обсуждениями на форумах и (псевдо-)аналитическими материалами, содержащими призывы к совместной с Ираном или палестинцами борьбе с евреями и Израилем и превознесением роли Ирана как единственной надежды армянской государственности. Причем, такого рода сюжеты заметно потеснили там прежние, достаточно маргинальные по объему рассуждения на тему «кражи евреями у армян Холокоста» и прочие выхлопы бытового антисемитизма, а также Гарегина Нджде и прочих симпатиков нацистского режима.

Сложно также не заметить, что львиную долю этих материалов поставляют русскоязычные каналы, а также двуязычные издания, где также публикуется много текстов на русском языке. Одним из таких источников является ТГ Канал «СпитакАрч», которого по состоянию на ноябрь 2022 г. было около 10 тыс. подписчиков – значимое число для страны с официальным населением менее 3 млн. человек  (https://t.me/archiuja/). Свои настроения и ход мыслей активные пользователи и инициаторы дискуссий нисколько не скрывают.  Скажем только на одной ветке обсуждений, посвященных врагам и друзьям Еревана, оказалось 1,064 сообщения такого же плана, содержащие слово «жид».

«Я фашист, антисемит и вижу спасение армян в полном истреблении турок и жидов», нимало не стесняясь заявляет один из участников (https://t.me/c/1283571554/918737). «Гитлер ничего плохого армянам не делал. Если не считать того, что он х-во жидов уничтожал, горские [евреи] к примеру остались», вторит ему другой собеседник. «Конечно же, я армянин – у любого нормального армянина есть неприятие жидов» (https://t.me/c/1283571554/913956) “Их (иранцев) головная боль — это турки и жиды, и обе эти мрази наши общие с персами враги», подвел итог третий участник чата. «И вообще, я считаю, что Иран должен стать одним из наших ключевых союзников». (https://t.me/c/1283571554/829885)

Близкий или аналогичный контент широко представлен также на Канале ARMENIAN RADICAL (https://t.me/ARMENISCH88) с почти 20 тыс. подписчиков; о настроениях его пользователей можно судить по заявлениям из серии «“я согласен с Ираном, что Жидзраиль (так в тексте — sic!) нужно стереть с лица земли»(https://t.me/ARMENISCH88/37200). В этом же ряду – канал Armenian Life  (https://t.me/Armenian_Life) с почти 11 тыс. подписчиков; форум фашиствующих элементов «Потомки Нджде (более 7000 подписчиков) и многие другие проекты разной степени охвата и влияния.

Почему весь этот антисемитский бред часто излагается русском языке, причем нередко – вполне качественном? Причины этого могут быть как стремление повлиять на русскоязычную аудиторию за пределами Армении (в том числе, на пророссийски настроенных сепаратистов в северном Азербайджане), так и на российских эмигрантов в самой Армении, число которых в последние месяцы достигло более 100,000 человек.

Многие из них перебрались в Армению, нередко – со своими бизнесами после начала войны в Украине и объявленной в России мобилизации. Итогом этого миграционного потока, в составе которого оказалась и масса IT специалистов, стала стабилизация армянской экономики и резкий рост ее ВВП. (По данным российских СМИ, по последним прогнозам правительства Армении, рост ВВП в стране бьет все рекорды и в 2022 году ожидается резкий скачок с показателя 1,6% сразу до 13%. Это стало итогом «притока специалистов с отличным образованием и профессиональными навыками, которые открывают новые компании, покупают недвижимость и косвенно влияют на рост экономики в стране…То, что наблюдается сегодня, является чем-то мифическим и нереальным из разряда «мечты сбываются»»).[16]

Если исходить из того, что существенная часть этих людей, скорее всего, останется в Армении и войдет в состав местной бизнес-, а затем, неизбежно – и политической элиты, интегрированной в глобальный деловой, финансовый и дипломатический рынки, ставка Тегерана на этих лиц может быть стратегически оправданной.

Итак, антисемитизм был и остается одним из ключевых элементов внешней политики исламистского режима Ирана, включая его геополитические интересы на южном Кавказе, где нынешняя быстро меняющаяся обстановка создает новые вызовы – и новые возможности для местных и внешних игроков. Именно там иранцы пытаются активизировать агентов своего влияния – как, с помощью антисионистской риторики, про-иранские исламистские круги в Азербайджане, так и в Армении, где продвигаемая интересантами и бытовыми антисемитами комбинация классических антисемитских и новых антисемитских пропагандистских схем имеет пусть и ограниченную, но все же заметную аудиторию.

[1] גילי  כהן, «הפנייה הרוסית החריגה לישראל: במוסקווה רצו לוודא שישראל לא תפריע להעברת אמצעי הגנה מסוריה לאזור החזית האוקראינית», כאן 11  04 בדצמבר 2022, (Gili Cohen, «Russian Approach to Israel: In Moscow Want to be Sure that Israel will not Disturb Transfer of Russian Defensive Equipment to Ukrainian battlefield) https://www.kan.org.il/item/?itemid=139599
[2] «Кремль очерняет Украину, прибегая к антисемитизму», US Department of State, 11 июля 2022 г.
 https://www.state.gov/%D0%BA%D1%80%D0%B5%D0%BC%D0%BB%D1%8C
[3] https://www.facebook.com/photo?fbid=208859041524477&set=a.110323094711406
[4] https://www.jpost.com/diaspora/antisemitism/article-708487 (Benjamin Weinthal, «Iran regime’s ‘Jewish Studies Center’ published over 1,000 antisemitic articles«, Jerusalem Post, June 3, 2022)
[5] Ksenya Svetlova, «Iran Drives Antisemitism in the Muslim World,» The Medialine, 01/20/2022,  https://themedialine.org/by-region/iran-drives-antisemitism-in-the-muslim-world/, https://www.jpost.com/diaspora/antisemitism/article-723869
[6] For more details see Ze’ev Khanin, «Russia’s War in Ukraine Shifts Dynamics in the Israel-Iran-Azerbaijan Triangle», The Wilson Center, November 3, 2022, https://www.wilsoncenter.org/blog-post/russias-war-ukraine-shifts-dynamics-israel-iran-azerbaijan-triangle
[7] https://www.i24news.tv/en/news/middle-east/iran-eastern-states/1669135848-weaponized-antisemitism-of-the-iranian-regime
[8] https://eadaily.com/ru/news/2022/10/05/razvedbazy-izrailya-v-azerbaydzhane-sereznaya-ugroza-dlya-irana-i-armenii-ekspert
[9] See the full ADL research data at https://global100.adl.org/country/armenia/2014
[10] «In some countries in Central and Eastern Europe, roughly one-in-five adults or more say they would not accept Jews as fellow citizens», Pew Research Center, 27 March 2018, https://www.pewresearch.org/fact-tank/2018/03/28/most-poles-accept-jews-as-fellow-citizens-and-neighbors-but-a-minority-do-not/ft_18-03-26_polandholocaustlaws_map/
[11] Larry Luxner, «Armenia has had few Jews and a poor relationship with Israel. That could be changing,» JTA, 17 October 2022,  https://www.jta.org/2022/10/17/global/armenia-has-had-few-jews-and-a-poor-relationship-with-israel-that-could-be-changing
[12] Israel’s Foreign Ministry statement of April 2021: «Jerusalem recognizes ‘terrible suffering’ of Armenians in early 20th century killings by Ottomans, says nations of world must ‘ensure events like this do not again occur’». (Quoted in: «After Biden acknowledges Armenian genocide, Israel stops short of doing the same», The Times of Israel, 25 April 2021) https://www.timesofisrael.com/israel-recognizes-terrible-suffering-of-armenians-doesnt-use-term-genocide/
[13] См. например:  «Armenians Must Awake from Delusional Comfort and Build a Mini-Israel,» Arshavir Gundjian, Armenian Mirror-Spectator, November 22, 2022, https://mirrorspectator.com/2022/11/22/armenians-must-awake-from-delusional-comfort-and-build-a-mini-israel/
[14] https://www.panorama.am/en/news/2022/12/01/France-pro-Armenian-resolution/2763120
[15] Milich Yevdayev, «Armenian protest in Los Angeles equates Israel to Nazi Germany,» Jewish Journal (Los Angeles) October 22, 2020, https://jewishjournal.com/commentary/blogs/323425/armenian-protest-in-los-angeles-equates-israel-to-nazi-germany/
[16] Oxana Orlova, «Российские эмигранты стали «локомотивом» роста для армянской экономики», International Wealth, 22 November 2022, https://internationalwealth.info/immigration-and-emigration-offshore/rossijskie-jemigranty-stali-lokomotivom-rosta-dlja-armjanskoj-jekonomiki/

Российское еврейство и политизация этничности: опыт теоретического и прикладного анализа

Инструменталистские теории политизации этничности применимы в полной мере и к российскому еврейству. Анализ указывает также на необходимость разграничения терминов «политизация этничности» и «этнополитическая мобилизация»: последняя предполагает политическое целеполагание, которое в российском случае в основном отсутствует. Интервью позволяют сделать вывод о двойственной роли иудаизма в политизации российской еврейской общины. С одной стороны, как сугубо религиозная практика он достаточно малозначим в силу сохраняющегося шлейфа советского секулярного проекта; с другой стороны, именно религиозные организации выступили в качестве организационного каркаса возродившейся в 1990-е годы общинной жизни, предоставив ресурс как для потенциального политического объединения, так и для неполитической инкапсуляции и своеобразной «внутренней эмиграции». Двойственна также и роль Государства Израиль: будучи, наряду с религиозными практиками, объединительным фактором, обеспечивающим идеологические и финансовые ресурсы и «иллюзию безопасности» для поддержания активного этнического самосознания, Израиль естественным образом «оттягивает» потенциально политически активных евреев из России, стимулируя репатриацию. Саму же необходимость и возможность политизации еврейской этничности в России эксперты оценивают достаточно скептически, в целом разделяя тезис о том, что политизация ставит активную часть общины перед выбором между компонентами классической триады А. Хиршмана: «голосу» и «верности» указанная часть еврейства в свете событий последних лет всё чаще предпочитает «выход».

Введение

Уже в 1970-е гг. этническая идентичность, изначально находившаяся исключительно под прицелом антропологии, попадает в поле зрения политической науки, и возникают такие термины как «этническая политика» и «политизация этничности».[1]

Политизация этничности направлена на наделение феноменов, имплицитно понимаемых как «этнические», политическим значением, с целью оказания влияния на процесс принятия решений. В диаспоральных сообществах этнополитическая мобилизация обладает специфическими чертами – особенно в рамках таких политических систем, которые не подразумевают функционирование этнических и диаспоральных политических партий. Представляется, что существующие теории политизации этничности можно применить и к миру русскоязычного еврейства.

Этническая политика онлайн

Еврейская этничность способна политизироваться с опорой на такие факторы как религия, культура, отношение к Израилю. Обзор коллективного этнически мотивированного политического поведения должен включать множество аспектов, однако в первой части данного материале мы ограничиваемся публичными проявлениями этничности в онлайн-пространстве. Для изучения русскоязычных сообществ в наибольшей степени подходит социальное медиа (social media site) «Вконтакте»: в 2021 г. в России там было зарегистрировано около 72 миллионов пользователей, в то время как на Facebook – только 8,9 миллионов. Для данного небольшого исследования мы выбрали паблик «Шахар – Израиль у тебя на странице»: учитывая, что у него около 52 300 подписчиков, это самое большое открытое онлайн-сообщество в «ВК» (для сравнения, официальная русскоязычная страница «Сохнута» в той же сети имеет лишь около 29 900 подписчиков). Администраторы страницы заявляют о её праволиберальной и секулярно-сионистской ориентации, она также тесно связана с «Бейтаром» и партией «Ликуд». Таким образом, можно уже на этом этапе предположить, в каком направлении этничность может здесь политизироваться, вопрос в том, какими средствами. Поскольку «Шахар» — не государственное учреждение, он располагает лишь дискурсивными средствами политизации этничности, в то время как административные ему недоступны. Так что мы сосредоточимся на дискурсе.

Наряду с постами, посвящёнными еврейским праздникам, встрече Субботы, старым и новым фотографиям улиц израильских городов и природы Страны (комментарии под подобными постами часто отключены), на странице также публикуются фотографии знаменитостей еврейского происхождения (к примеру, Альберта Эйнштейна или Голды Меир) или симпатичных девушек в форме ЦАХАЛа. Кроме этого, сообщество освещает некоторые новостные поводы – преимущественно перепечатывая или переводя сообщения российских и израильских новостных ресурсов, таких как «Вести» или «9 канал». Пример подобного сообщения – пост, посвящённый новой редакции закона о гражданстве, которая ограничивает воссоединение семей палестинских арабов, опубликованный 12.03.2022.[2] Из 24 комментариев под этим постом 10 содержали положительную оценку документа (предложенного в нынешней форме правыми партиями «Ямина» и «Ционут Датит»), 7 – негативную, 7 – нейтральную (включая один, вероятно, автоматически сгенерированный комментарий о «страданиях детей Донбасса»). Новость от 09.03.2022 об учреждении специальной постоянно действующей комиссии СПЧ ООН по расследованию обвинений против Израиля[3] удостоилась 9 ответов; 8 негативно оценивали позицию ООН, 1 был предположительно сгенерирован автоматически в поддержку Украины. С начала 2020 г. во многих публикациях внимание уделялось пандемии Covid-19 и мерам, которые в связи с ней принимало израильское правительство. Кроме того, небольшая, но относительно постоянная доля постов (примерно 1-2 в месяц, помимо текстов о религиозных праздниках) посвящается религиозной жизни Израиля: реформе религиозных советов, проблемам кашрута, и т.д.

Показательно, что из множества постов, опубликованных после начала полномасштабного вооружённого конфликта в Украине, лишь в нескольких он прямо или косвенно упоминался. Речь в таких текстах шла об 1) украинских беженцах в Израиле (нейтрально), 2) эвакуации детей из еврейского приюта в Украине (позитивно), 3) фотографиях российской журналистки и политического деятеля Ксении Собчак в аэропорту им. Бен-Гуриона (нейтрально, но с саркастическим оттенком), 4) попытках найти отсутствующие на деле «еврейские корни» с целью эмиграции из стремительно милитаризующейся России (негативно), 5) встрече премьер-министра Нафтали Беннета с российским президентом (нейтрально), 6) просьбе премьер-министра, обращённой к членам правительства, не давать публичных оценок войне в Украине (нейтрально), 7) массовой репатриации из Украины (нейтрально).

Вкратце, сообщество политизирует еврейскую этничность преимущественно путём отождествления её с израильской идентичностью. Об этом свидетельствует и само название паблика: он называется не просто «Шахар», но «Шахар – Израиль у тебя на странице». Евреи рассматриваются как часть израильского нарратива, независимо от их действительного места проживания. Среди подписчиков страницы преобладает умеренно правая русскоязычная аудитория, и тенденция к секьюритизации «арабского присутствия» в Израиле, равно как и общая негативная оценка нееврейской деятельности в Стране, очевидны. Выстраивая этнополитический нарратив, паблик следует стратегии официального израильского дискурса, а именно объединяет религиозную и секулярную символику. В случае российских евреев речь часто идёт о «светской религии», то есть о «наборе символов и ценностей, как религиозных, так и светских, которым члены сообщества придают большое значение».[4] Подобный «светский иудаизм» подразумевает уважительное внимание к таким объектам как Тора, Шабат, религиозные праздники и т.д., которые наряду с сугубо религиозными коннотациями приобретают символическую и этническую значимость. Таким образом, в случае «Шахара» присутствуют все три неинституциональных дискурсивных стратегии политизации еврейской этничности: этнизация религии, политизация культуры и актуализация «триадической конфигурации» (отношений в «треугольнике», который, по Р. Брубейкеру, формируют 1. «национализирующееся государство», 2. этническое меньшинство, в нём проживающее, 3. «внешняя национальная родина» этого меньшинства).

Администрация страницы не уделяет большого внимания российской политике – как внутренней, так и внешней; если политические события в РФ не отражаются непосредственно на жизни еврейской общины, они неинтересны модераторам и создателям контента. Тем не менее, некоторые комментаторы и подписчики, очевидно, в большей степени обеспокоены событиями в собственных странах проживания, и часто, насколько мы можем судить, их комментарии не удаляются.

Из множества вопросов, которые нам гипотетически могут задать в рамках обсуждения данной темы, попробуем ответить на два наиболее очевидных. Во-первых, если речь в такой мере именно об Израиле, почему мы по-прежнему говорим о политизации именно еврейской идентичности, а не израильской? Действительно, в фокусе внимания идентичность именно еврейская, поскольку политизация в данном случае направлена на русскоязычное еврейство, вне зависимости от страны проживания. В дискурсе «Шахара» еврейская этническая идентичность неотделима от израильской национально-государственной идентичности. Дискурс этот сравним, к примеру, с деятельностью интернет-сообществ, представляющих армянскую, эстонскую, польскую диаспору: они также задействуют нарратив неразрывной связи между, с одной стороны, отдельными членами этнической группы за рубежом и, с другой стороны, (часто идеализируемой) родиной. Также стоит иметь в виду, что «Шахар» действует не только онлайн, но и оффлайн, физически базируясь в России и организуя различные мероприятия (встречи, лекции, праздники, тренировки), которые направлены на популяризацию еврейской культуры и Израиля в Москве и других крупных российских городах.

Другой возможный вопрос – может ли описанная здесь стратегия быть обозначена как этнополитическая мобилизация. Ответ отрицательный. Термины «политизация этничности» и «этнополитическая мобилизация» чаще всего действительно весьма близки по практическому наполнению, но не во всех ситуациях. Если политизация этничности направлена не на побуждение индивидов или группы к конкретным совместным действиям, но лишь на поддержание и развитие их идентичности как коллективного политического субъекта, то она «мобилизацией» называться не может. Скорее в таком случае речь идёт об актуализации этнической идентичности (даже если она происходит в политическом контексте) – ибо этничность представляет собой лишь одну из «матрёшек идентичности» и до поры до времени может пребывать в «спящем» состоянии.

Результаты интервьюирования

Чтобы верифицировать свои наблюдения, суммированные выше, мы взяли восемь полуструктурированных интервью (в устной и письменной форме) у экспертов в области еврейского этнического активизма на постсоветском пространстве. Среди информантов – шесть представителей академического сообщества и два общественных деятеля. Учитывая особенности внутриполитической ситуации в РФ, мы сохраняем анонимность экспертов, поэтому здесь они цитируются как «эксперт 1», «эксперт 2» и т.д. Мы попросили их ответить на следующие вопросы:

  1. Какова роль иудаизма в политизации этничности российского еврейства?
  2. Какова роль Израиля в гипотетической трансформации российских еврейских общин в политическое сообщество?
  3. В целом, какие стратегии политизации этничности могут считаться наиболее эффективными в случае российского еврейства?

Ответы на первый вопрос оказались весьма разнообразны, но позволили выделить два основных тренда – как в действительной роли религии в российской еврейской жизни, так и в оценке этой роли экспертным сообществом. С одной стороны, эксперты склонны приписывать «настоящему» иудаизму весьма незначительное влияние на современную еврейскую этничность, что связано с подавлением его в советском еврейском дискурсе: действительно, «советские евреи в силу государственного атеизма были преимущественно группой этнической, а не религиозной (что в общем-то нонсенс)» (эксперт 1). Также стоит принимать во внимание, что сейчас иудаизму повсеместно приходится соревноваться за лояльность с моделями территориальной и политической нации, и что лишь меньшая часть российских евреев, собственно, придерживается веры предков (13-20 %, по оценке эксперта 4). С другой стороны, именно иудаизм «стал идеологической основной для восстановления еврейской идентичности, разрушенной в советский период»; еврейская традиция стала использоваться «как объединяющий, идентифицирующий и деассимилирующий фактор» (эксперт 5). Именно «еврейские общины как институции, особенно если говорить о зонтичных структурах, вне зависимости от вовлеченности рядовых членов общины, стали участниками политического процесса в своих странах» (эксперт 3). Эксперт 8 добавил к изложенному важный нюанс: сейчас иудаизм может восприниматься либо в рамках «модели Российской Империи», способствуя добровольной инкапсуляции общин в «культурные гетто», либо в рамках «модели СССР», служа своеобразным символом несогласия с доминирующим государственным дискурсом (последний тренд может быть актуализирован динамикой 2022 г.).

Ответы на второй вопрос разделились по признаку взгляда на Израиль как на активный субъект либо как на фоновый фактор. В первом случае Израиль в основном рассматривается как актор, «оттягивающий» политически активных евреев из страны проживания (эксперт 3). Все действия Израиля должны рассматриваться сквозь призму потенциальной алии, и Страна не заинтересована в активизации политического участия в галуте – если только мы не рассматриваем репатриацию в качестве «политического действия, создающего “значимое отсутствие”» (эксперт 6). Тем не менее, наряду с поощрением репатриации, Израиль «обеспечивает существование еврейских организаций как финансово, так и идеологически», таким образом одновременно поощряя поддержание этнического самосознания, без которого репатриация вряд ли возможна (эксперт 5). Если же респонденты рассматривают Израиль в качестве фонового, контекстуального фактора, то вновь вспоминается советское «наследие»: «в прошлом в еврейской традиции Земля Израиля играла огромную роль, но в СССР (…) эта традиция была сильно нарушена» (эксперт 4). Тем не менее, в постсоветские годы Израиль «создавал для российских евреев иллюзию защищенности и безопасности» (эксперт 5), и они часто рассматривались внешним наблюдателем как «местный придаток Израиля» (эксперт 3). Причины постсоветской алии в большинстве случаев были либо идеологически-сионистскими, либо экономическими. Подобная картина стремительно меняется, начиная с 2014 г.; в том числе знаковой представляется кампания 2022 г. против «Сохнута»: «мы вернулись в советское время, когда алия была демонстративной политической акцией» (эксперт 8).

Третий вопрос был умышленно сформулирован довольно размыто, чтобы выяснить, что респонденты думают о политизации еврейской этничности «вообще». Сыграла здесь свою роль и неизбежная неоднозначность в определении политизации как таковой. Эксперты были осторожны в оценках самой возможности и необходимости политизации российского еврейства – несмотря на то, что первые два вопроса подобных сомнений не вызвали. Процитируем несколько ответов: «У русскоязычного еврейства, в отличие от начала XX в., сейчас нет акторов политизации» (эксперт 1). «Там, где начинается политизация этничности русскоязычных евреев, заканчивается их “срок годности” на постсоветском пространстве и начинается репатриация (…). Евреи не образуют влиятельную политическую силу на постсоветском пространстве. С ростом этнического и политического самосознания они просто уезжают. Оставшаяся часть вновь превращается в “евреев молчания” советской эпохи» (эксперт 6). «Я бы задал вопрос – а почему политизация этнической идентичности русскоговорящих евреев является желательной? Я бы скорее предложил противоположную стратегию – «дерусификацию» постсоветских евреев, с их кристаллизацией как локальных этнокультурных групп в либеральных зонах местных политических спектров (…). В то же время создание отдельных еврейских политических организаций ни возможно, ни желательно» (эксперт 3).

Наряду с высказыванием сомнений по поводу необходимости политизации этничности (сомнения, впрочем, частично были вызваны смешением этого термина с этнополитической мобилизацией), эксперты предложили уделять большее внимание нюансам. «Всё зависит от целей конкретного актора» (эксперт 2). «Стратегический выбор зависит от баланса между центробежным и центростремительным векторами. Либо ты идентифицируешь себя с либеральным лагерем и пытаешься уехать из страны или выстроить какой-то modus vivendi для выживания (…). Либо ты уходишь во “внутреннюю эмиграцию”, окукливаешься в религии и культуре, тихо принимаешь происходящее в стране» (эксперт 8).

Выводы

Основной вывод, который следует из этого небольшого обзорного исследования, – к этнополитической динамике российского еврейства могут с относительной лёгкостью быть применены основные теории политизации. Этничность, определяемая как совокупность культурных отличительных черт, воспринимаемых как наследуемые, может быть политизирована путём задействования ограниченного набора стратегий, и уникальность «еврейского случая» не стоит преувеличивать. Диаспоральная идентичность подразумевает, как правило, что соответствующая этническая группа может быть помещена в «триадическую конфигурацию» Р. Брубейкера – что в случае евреев стало возможным с момента создания Государства Израиль. Теперь евреи часто рассматриваются в качестве носителей как еврейской, так и израильской идентичности, даже если живут в России, Беларуси, Украине или Молдове. Религия, которая на протяжении столетий была основным определяющим фактором принадлежности к еврейству, для многих потеряла значение как сугубо духовная практика, но по-прежнему представляет собой важный ресурс символической политики и идентитарного строительства. Административная политизация этничности в настоящее время не стоит на повестке дня во всех странах, где есть крупные русскоязычные еврейские общины (за исключением, разве что, инерционно-символической политизации в Еврейской автономной области, где еврейское присутствие незначимо), как и создание «еврейских» политических партий. Таким образом, в рассматриваемом случае политизация этничности может быть лишь дискурсивной и неинституциональной и осуществляться по относительно традиционным каналам – таким как этнизация религии, политизация культуры и актуализация «триадической конфигурации».

Описанный здесь случай интернет-сообщества «Шахар» демонстрирует практическую применимость выжеизложенных теоретических построений, а также подтверждает, что в случае русскоязычного еврейства мы едва ли можем говорить об «этнополитической мобилизации». В настоящее время в постсоветских странах, за исключением Украины, не наблюдается таких конкретных целей, для которых еврейская этничность может быть «мобилизована» (хотя в период крупных политических преобразований, таких как революция 1917 г. или распад СССР, это с ней происходило, так что гипотетически возможность сохраняется). Скорее можно говорить о (ре)актуализации еврейской этничности, пробуждении «спящей красавицы» (или же поддержании её в бодром состоянии).

Полуструктурированные экспертные интервью также частично подтверждают вышесказанное. Эксперты указывают на двойственную роль иудаизма, заключающуюся в, с одной стороны, небольшом его значении как религиозной практики (для российских евреев), но с другой стороны, большом потенциале как для политизации (в качестве объединяющей символической структуры), так и для деполитизации (в качестве канала для «самоинкапсуляции» и «внутренней эмиграции»). Роль Государства Израиль в политизации этничности также неоднозначна: с одной стороны, Израиль даёт диаспоральным общинам чувство сопричастности и безопасности, а также зачастую и ресурсы для финансового и идеологического выживания. С другой стороны, основная цель израильской политики по работе с диаспорой – это привлечение активных евреев на историческую родину, подразумевающее деполитизацию общин в галуте. В том же ключе оценивается и само понятие политизации и/или этнополитической мобилизации: эксперты сомневаются в необходимости политизации этничности в диаспоральных еврейских общинах, учитывая, что многие политически активные евреи вынуждены выбирать из классической триады Альберта Хиршмана «Выход, голос и верность»[5] опцию «выхода» и уезжать в Израиль.

Что может предпринимать Израиль в этих условиях? Сложившаяся за последние десятилетия практика – поддержка этнокультурной неполитической самоорганизации и стимулирование репатриации – уже принесла свои плоды и, надеемся, будет приносить их и далее. События 2022 г. продемонстрировали со всей возможной ясностью, что израильская политика в отношении российского еврейства должна исходить из гиппократовского принципа «не навреди». Поэтому любую деятельность, которую гипотетически можно охарактеризовать как «политическую», стоит исключить из повестки – дабы Израиль и российский сегмент диаспоры вновь не оказались разделены железным занавесом. Другое дело, что границы «политического» в современных российских практиках оказываются максимально размыты, и под удар попадают такие неполитизированные и ранее «неприкосновенные» организации, как «Сохнут». Представляется, что в такой ситуации работает и другой принцип – «надейся на лучшее, готовься к худшему», и первостепенной задачей остаётся сохранение действующих механизмов репатриации в условиях возможных рисков, а также возросшей нагрузки на соответствующие государственные органы.

[1] К наиболее значимым академическим трудам по этнической политике, опубликованным в 1960-1980-е гг., относятся, к примеру: Raymond E. Wolfinger, “The Development and Persistence of Ethnic Voting”, American Political Science Review, 1965, Vol. 59, No. 4, pp. 896-908; Don Handelman, “The Organization of Ethnicity”, Ethnic Groups, 1977, Vol. 1, No. 1, pp. 187-200; Joseph Rothschild, Ethnopolitics: A Conceptual Framework (New York: Columbia University Press, 1981).
[2] https://vk.com/wall-23953205_1229677
[3] https://vk.com/wall-23953205_1229190
[4] Elena Nosenko-Stein, “Inventing a ‘New Jew’: The Transformation of Jewish Identity in Post-Soviet Russia”, in Zvi Gitelman (Ed.) The New Jewish Diaspora: Russian-Speaking Immigrants in the United States, Israel, and Germany (New Brunswick: Rutgers University Press, 2016), p. 206.
[5] См.: Альберт Отто Хиршман, Выход, голос и верность. Реакция на упадок фирм, организаций и государств(М.: Новое издательство, 2009).